Тайна аббата Соньера - [76]

— XXXV ПАСТУХ НЕ ИСКУШАЕТ КОРОЛЕВУ С ГРЕБНЯ ХОЛМА…

— 35 пастух, это этот угол! — говорит с возбуждением Будэ, кладя свой палец на острие треугольника, над которым сделана надпись ARCADIA. — Если мы найдем Аркадию, мы будем в состоянии определить место, где открывается дверь, ведущая к сокровищам.

— А как?

— Передайте мне карту!

Будэ лихорадочно завладевает картой, разворачивает ее, потом его глаза бегут от Ренн-ле-Бэн к источнику Магдалины. Над источником простирается Сербайру.

— Камень приблизительно здесь, — говорит он. — Он похож на дольмен; это к нему бежала королева. На медальоне он изображен вершиной угла в 90 градусов, Аркадия углом в 35 градусов, место, где спрятаны сокровища, может быть только здесь, под третьим углом, помеченным священным крестом, золотым солнцем и змеиной буквой: samech. Как я только что сказал, если мы найдем Аркадию на этой карте, зная уже, где находится камень, нам будет достаточно соединить их чертой, и мы материализуем таким образом одну из сторон треугольника. Зная базовые углы у этой стороны, построение фигуры станет детской игрой.

— Остается только обнаружить Аркадию, — роняет Беранже с досадой.

— Я там бывала!

Это Мари только что заговорила, Мари, вернувшаяся на кухню, чтобы почистить картофель, Мари, которую они не видели в своей слепоте. Оба мужчины смотрят на нее озадаченно. Она — в Аркадии? Она, эта смиренная служанка, которую они видят в данный момент, сидящую на корточках перед очагом и занятую сортировкой картофелин? Она оперлась своим предплечьем на край большого таза, наполненного водой, и раскладывает у своих ног клубни. И хотя привычка выбирать для супа лучшие из них делает движения Мари уверенными, ее рука слегка подрагивает. Мари чувствует на себе взгляды обоих мужчин и всю тяжесть от волнения, которое они ей дают.

— Объяснись, — требует Беранже взволнованным голосом. Интуиция подсказывает ему, что девушка говорит правду.

— Нам лучше бы стоило закрыть глаза на эти выдумки, — говорит Будэ.

Устанавливается непродолжительное молчание. Мари принимается разглядывать Будэ с задумчивым видом, как если бы она пыталась расшифровать его естественную сущность. Нет, она не любит его. Есть что-то обманчивое в его лице. Она не может представить себе, чтобы он являлся священником и нес слово Божье.

— Говори, и покончим с этим! — приказывает Будэ.

Мысли у Мари становятся все более напряженными, ее чувствительное сердце испытывает в данный миг страх или что-то на него похожее.

— Я запрещаю вам говорить с ней подобным тоном, — говорит сердито Беранже. — Извинитесь!

Будэ кажется оглохшим, так как он продолжает смотреть на нее с высокомерным пренебрежением до того момента, пока, получив от Беранже удар кулаком в грудь, не признает себя побежденным. Тогда он говорит:

— Извините меня, мадемуазель Мари; я не хотел показаться грубым. Где Аркадия?

Будэ усмирен… Она знает, однако, что это всего лишь видимость. Она знает: то, что он сейчас сказал под принуждением Беранже, будет существенно отличаться от слов, которые он скажет завтра, если повстречает ее одну, но это ей безразлично, она счастлива видеть его таким усмиренным.

— Уже давно — говорит она, — очень давно я видела могилу, воспроизведенную на картине, которую вы привезли из Парижа, отец мой…

Она сжимает свои виски там, где поток воспоминаний начинает конкретизироваться в цепочку расплывающихся образов. Она видит себя снова держащей за руку своего отца. Ей десять или одиннадцать лет. Они шли по дороге, ее мать была впереди с братом и другими людьми в сопровождении детей. В этот дневной час у неба был желтый и теплый оттенок поздней осени, который усиливала рыжая листва леса. Под всеми этими огнями река воспламенялась, и нужно было прыгать на камни, которые выступали из воды, чтобы добраться до другого берега, где гнили кустарники на своих завязших в тине корнях…

— Раз в месяц мы отправлялись пообедать на берег Риалсесс на выходе из деревни Серр, где жила моя тетя. Но в тот день, после еды, она решила повести нас на экскурсию. И я увидела вашу могилу в Аркадии, в точности такую, как ее нарисовал месье Пуссен.

— Клянусь Иисусом! — восклицает Будэ. — Она говорит правду! Как я об этом не подумал раньше? В одном километре от деревни Серр, в одном уединенном местечке по имени Понтиль, стоит свежая могила…

— Свежая? — удивляется Беранже. — Какое тогда она имеет отношение к той, которую якобы изобразил Пуссен в начале XVII века?

— Она была воздвигнута по просьбе семьи Галибер в 1881 году на месте гораздо более древней могилы, которая была разрушена в 1870 году. По существу, она всего лишь является ее точной копией, так же как она является точной копией могилы с картины Пуссена, причем идеально выполненной копией! Я видел ее три года назад во время одной из моих длительных прогулок. Быстрее карту!

Еще раз они склоняются над картой. Своим карандашом Будэ обводит камень в Сербайру, потом могилу в Понтиле. Он соединяет обе точки чертой, опускает перпендикуляр, строит угол приблизительно 35 градусов и материализует треугольник на карте.

— Дверь находится приблизительно здесь! — рычит он победным тоном.