Тавматургия - [5]
ТРЕТЬЯ ДАМА. Рассеем планы их, как папиросный дым.
Входят Тамино и Папагено.
ПАПАГЕНО.
Папагено замечает дам.
ПЕРВАЯ ДАМА. Привет, привет!
ТАМИНО. Какая встреча, дамы!
ПАПАГЕНО (принцу). Ну, наконец-то кто-то из своих.
ВТОРАЯ ДАМА. Готов ли нас порадовать жених?
ТРЕТЬЯ ДАМА. И нет ли новостей для нашей мамы?
ТАМИНО. Царица тоже здесь?
ПЕРВАЯ ДАМА. Она вам шлет привет.
ВТОРАЯ ДАМА. Волнуется: что вы и что Памина?
ПАПАГЕНО. А мы тут ходим, ходим, как во сне.
ТАМИНО. Вы понимаете, престранная картина. Зорастро, видимо, не вор и не злодей. Он хочет всем добра…
ТРЕТЬЯ ДАМА. Особенно Памине!
ПЕРВАЯ ДАМА. Он лжет всегда!
ВТОРАЯ ДАМА. Он вьет веревки из людей!
ТРЕТЬЯ ДАМА. Он всех запутает в своей словесной тине!
ТАМИНО. Зорастро говорит, все будет хорошо.
ПЕРВАЯ ДАМА. И вы поверили волшебнику наивно?
ВТОРАЯ ДАМА. Он вас сотрет спокойно в порошок.
ТРЕТЬЯ ДАМА. И будет удобрять свою Олирну.
ПЕРВАЯ ДАМА. Вас освежуют ловкие жрецы…
ВТОРАЯ ДАМА. Как только вы войдете в храм Зорастро.
ПАПАГЕНО. Вот содомит, вот подлый пидарас-то! Видал в гробу я храмы и дворцы! Вернусь в родимый лес, к своим скворцам и сойкам.
ТАМИНО. Тамино остается твердым, стойким.
Спящая Памина, Моностатос подкрадывается.
МОНОСТАТОС.
Появляется Царица Ночи.
ЦАРИЦА НОЧИ. Не хочешь ты мне объяснить, какого черта?..
Моностатос исчезает. Царица Ночи будит Памину.
Памина вздрагивает во сне.
ПАМИНА. Уйди, уйди! Холодная рука!
ЦАРИЦА НОЧИ. Не бойся, деточка, тебя коснулась мама. Тревожный сон?
ПАМИНА (просыпается). Мне бог приснился Кама.
ЦАРИЦА НОЧИ. Что делал бог?
ПАМИНА. Он целился в меня.
ЦАРИЦА НОЧИ. И что потом?
ПАМИНА. Но это длилось годы. Мой взгляд остановился на стреле. Откуда нож?
ЦАРИЦА НОЧИ. Возьми его себе.
ПАМИНА. Какой стилет холодный, но… зачем он мне? Для самообороны?
ЦАРИЦА НОЧИ. Скорее для атаки на врага. Они перед рассветом соберутся — жрецы, ораторы и с ними этот гусь. Его заколешь ты.
ПАМИНА. Я, матушка, боюсь. Не выйдет из меня убийца хладнокровный.
ЦАРИЦА НОЧИ. Ты хочешь быть счастливой и свободной? Тогда избавь себя и целый мир от колдуна, который, как вампир, сосет священный сок из незакрытой раны.
ПАМИНА. Меня тошнит.
ЦАРИЦА НОЧИ. Естественно! Для мамы ты сделаешь всего один удар. Укольчик маленький в его худую шею. Но главное, сорви с нее скорее тот знак, что контролирует соляр.
ПАМИНА. Сорвать с нее?
ЦАРИЦА НОЧИ. Про шею говорю.
ПАМИНА. Но, матушка…
ЦАРИЦА НОЧИ. Я так тебя люблю, что чья-то жизнь, вдруг ставшая помехой…
ПАМИНА. Убийственно во всем быть неумехой.
ЦАРИЦА НОЧИ. Убийственным ты будешь молодцом.
ПАМИНА. Зорастро мог бы стать моим отцом.
ЦАРИЦА НОЧИ. Ловцом, лжецом, скопцом! Пусть будет кем угодно. Убей его, и станешь ты свободна.
Уходит.
Памина, Моностатос.
МОНОСТАТОС. Не в силах совладать я с собственным либидо. Хочу тебя все так же, все сильней!
ПАМИНА. В душе его живет какая-то обида. Попробую добраться до корней. Скажи, пожалуйста, тебя любила мама?
МОНОСТАТОС. Что за вопрос — бестактный и пустой?
ПАМИНА. Ты можешь говорить со мною прямо. Как если б я была твоей сестрой.
МОНОСТАТОС. Моей сестрой?
ПАМИНА. Ну да…
МОНОСТАТОС. Сестер я ненавижу! Они исподтишка крадут любовь…
ПАМИНА. Тогда племянницей. Садись ко мне поближе.
МОНОСТАТОС. Боюсь, что у меня взыграет…
ПАМИНА. Кровь?
МОНОСТАТОС. Не только кровь! Во мне кишат гормоны, в ушах стучит, и мечется душа.
ПАМИНА. Но я — племянница…
МОНОСТАТОС. Пленительной Помоны! Хочу кусать, слюною орошать!
ПАМИНА. Признайся мне, ты в детстве мучил кошек?
МОНОСТАТОС. Я… я…
ПАМИНА. Дрожа от радости, ты слабых обижал? Ты, как растение, был одинок и брошен?
МОНОСТАТОС. Я знаю, для чего тебе кинжал!
ПАМИНА. Тебя шкодливой гнидой обзывали? Ты всем завидовал, не чувствуя родства? И злобой исходил, и мед своей печали ты собирал с цветущего куста?
МОНОСТАТОС. Проклятье, замолчи!
ПАМИНА. Хотел ты быть поэтом, а стал охранником.
МОНОСТАТОС. Заткну ее стилетом…
ПАМИНА. Ну, а теперь ты метишь в палачи.
Моностатос готов убить Помину, но в последний момент появляется Зорастро.
ЗОРАСТРО. Красноречива эта мизансцена. Хирург и Пациент, Весна и Авиценна. Прошу отдать мне этот инструмент.
МОНОСТАТОС. Сейчас, мой господин, еще один момент…
Моностатос убегает.
Зорастро, Памина.
ПАМИНА. Какая магия вам помогает видеть?
ЗОРАСТРО. У страха есть глаза, у смеха есть глаза.
ПАМИНА. По-моему, любовь слепа и зла.
ЗОРАСТРО. Чтобы любить, он должен ненавидеть.
ПАМИНА. Меня пугает…
ЗОРАСТРО. Что?
ПАМИНА. А вдруг в моем Тамино живет такая же звериная стамина? Вдруг он упрям, как тысяча ослов?
В антологии собраны разные по жанру драматические произведения как известных авторов, так и дебютантов комедии и сочинения в духе античных трагедий, вполне традиционные пьесы и авангардные эксперименты; все они уже выдержали испытание сценой. Среди этих пьес не найти двух схожих по стилю, а между тем их объединяет время создания: первое десятилетие XXI века. По нарисованной в них картине можно составить представление о том, что происходит в сегодняшней Польше, где со сменой строя многое очень изменилось — не только жизненный уклад, но, главное, и сами люди, их идеалы, нравы, отношения.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.