Танеев - [58]

Первыми подписали воззвание Танеев, Энгель, Рахманинов, Гречанинов, Глиэр, Гольденвейзер, Шаляпин.

2 февраля 1905 года текст был опубликован в газете «Наши дни». «Всей душой сочувствуя постановлению», Римский-Корсаков присоединил к нему и свою подпись.

Тем временем атмосфера в стенах консерватории час от часу продолжала накаляться. Танеев видел корень всех зол в противозаконном совмещении Сафоновым директорских обязанностей и в консерватории, и в Московском отделении РМО. По этому поводу он обратился с пространным открытым письмом в редакцию либеральной газеты «Русские ведомости». Но в день, когда письмо было опубликовано (4 марта), события вступили в критическую фазу.

Общеконсерваторская сходка большинством голосов постановила прекратить занятия до 1 сентября. Учащиеся требовали реорганизации системы обучения, выражали протест против грубого и оскорбляющего человеческое достоинство обращения «директора Московской консерватории, инспекции и некоторых преподавателей». Убедившись, что на этот раз одного властного окрика уже недостаточно, директор заявил о своем намерении прибегнуть к помощи полиции.

Танеев со всей решимостью восстал против репрессий. Словесные схватки, чем чаще они возникали, все меньше оставляли надежды на полюбовное разрешение затянувшегося конфликта.

Среди учащихся намечался раскол. Часть их изъявила готовность продолжать занятия. Художественный совет принял ряд половинчатых решений, и в конце концов занятия были прерваны до осени.

Не менее бурные события произошли и в Петербургской консерватории. Демонстрация 17 марта, особенно многолюдная, завершилась вмешательством конной полиции и жандармов. Засвистали нагайки.

Римский-Корсаков, как и Глазунов, заявил, что, если не прекратятся преследования бастующих, они оба покидают консерваторию.

Собралось экстренное заседание правления РМО и с благословения «августейших» покровителей вынесло решение уволить мятежного профессора из консерватории. Это решение вызвало подлинную бурю. Вслед за Корсаковым демонстративно покинула консерваторию группа профессоров во главе с Лядовым, Глазуновым и Есиповой.

В Петербург полетели письма и телеграммы. Позорный акт со стороны лакействующих заправил РМО вызвал гневные отклики в печати. Подписав коллективное заявление московских музыкантов, Танеев, кроме того, послал открытое письмо в газету «Русь», в котором особо подчеркивал факт формального нарушения устава главной дирекцией.

Настало грозовое лето 1905 года. В апреле Сергей Иванович по традиции выехал в Селище к Масловым, чтоб поработать над книгой о контрапункте. Но там после смерти Варвары Ивановны былой легкой «захолустинской» атмосферы не стало.

Чувство глубокого беспокойства не покидало композитора ни во сне, ни наяву.

Письма и газеты приходили из Карачева на пятый день. На Черном море восстал экипаж броненосца «Потемкин-Таврический». Позднее вспыхнул мятеж на крейсере «Очаков». Стоустая молва множила слухи и догадки.

Тревога усугублялась для композитора вестями от Антония Степановича Аренского — сперва из Ниццы, а потом из Финляндии. Обострившаяся болезнь легких быстро шла к фатальному исходу.

За последнее время друзья встречались лишь изредка, от случая к случаю. Но в жизни Сергея Ивановича это была такая привязанность, над которой ни время, ни пространство не имеют ни малейшей власти.

Наконец мирное житье вдали от тревог сделалось для Танеева нестерпимым. В начале июля он неожиданно вернулся в Москву.

3

Развязка, назревавшая, наступила внезапно. Теперь, спустя без малого семьдесят лет, многое позабылось, другое утратило смысл, страсти поулеглись и поостыли. На события тех дней мы смотрим уже другими глазами.

Свидетельства современников о личности Сафонова в высшей степени противоречивы.

Но, каковы бы ни были эти его «личные качества» как директора и человека, попытка преуменьшить его роль в истории русской культуры была бы явно несостоятельной. Созданная им русская школа пианизма заслуживает самой высокой оценки. Невозможно забыть о том, что из фортепьянного класса Сафонова вышли в разное время Александр Скрябин, Николай Метнер, Иосиф и Розина Левины, Бекман-Щербина, Леонид Николаев.

Был Василий Ильич фигурой, во всяком случае, достаточно сложной.

Отзывы о нем Танеева и Аренского, Рахманинова и Зилоти касаются в основном лишь одной грани его деятельности.

И когда в наши дни перелистываешь страницы воспоминаний о Сафонове его учеников: Николаева, Матвея Прессмана и Бекман-Щербины, в чьей искренности невозможно усомниться, кажется, что речь идет о каком-то другом, неизвестном нам человеке. Его горячее увлечение и способность увлечь, отточенное мастерство показа, взыскательность и чуткое внимание к нуждам учащихся, отеческая чуткость наставника — вся сердечная, «ласковая атмосфера», царившая в классе…

Не подлежит сомнению одно: в конфликте, разыгравшемся в стенах Московской консерватории, столкнулись натуры не только противоположные, но положительно несовместимые. А последствия этих столкновений были поистине трагическими.

Итак, 1 сентября 1905 года, едва открылось заседание художественного совета, Сафонов заявил, что, выезжая надолго за границу, назначает своим заместителем М. М. Ипполитова-Иванова. Танеев возразил, что для подобных случаев существуют консерваторский устав и никем не упраздненные права художественного совета.