Танец для двоих - [6]
Но что может сделать старый рояль, стоящий целыми днями в классе? Ничего. Только музыку… И ту, судя по звукам, которые он исторгает, он начал делать не так уж хорошо…
Стар-р-р.
Катя подняла глаза. Ей показалось, что она это услышала, хотя ее пальцы не касались клавиш. Почему-то она отдернула руку подальше, чтобы не коснуться клавиш нечаянно и удостовериться в том, что это не ее звук.
Но теперь рояль молчал. И Катя подумала, что этот вздох, полный печали и сокрушения сердечного, ей просто померещился.
Ведь рояли в общем-то не умеют разговаривать, если ты их не касаешься.
— Presto! — закричал Саша. — Ты двигаешься как сонная курица!
— Но это не твое чертово фламенко! — парировала Таня. — Я должна возбуждать!
— Ты знаешь, — усмехнулся он, — меня, например, эти кретинские верчения голым задом не возбуждают…
— Ну, может, ты гомик…
Он проглотил хамство. Он к нему привык. В конце концов, у них и в самом деле дерьмовая работа. Он-то ставит танец и преспокойно сидит в комнате. А им приходится танцевать перед толпой жующих похотливых козлов.
— Ладно, не сердись, Санек, — попросила Таня. — Просто я не могу так быстро… И вообще меня от всего тошнит…
Она села на пол и достала пачку сигарет.
— Черт, кончились… Сегодня не день, а праздник…
Он молча протянул ей пачку «Винстона».
— Сэнкс, — кивнула она. — Еще бы огня…
Она закурила.
— Санька, я, наверное, уже скатилась, — грустно сказала она. — Не могу танцевать в одежде… Она мне мешает…
— Тогда раздевайся, — рассмеялся он. — И танцуй…
— Ага, — усмехнулась она невесело. — Представь себе, как на меня станут смотреть… Пришли гости, а Таня разделась и давай выплясывать!
— Нормально, — сказал он, закуривая тоже. — Как говорит один мой друг, сексуальная революция, победив в нашей отдельно взятой стране, дошла до полного абсурда… Думаю, никто не обратит особого внимания… Или начнут тебе подражать…
— Я-то ладно, а ты тут чего засиделся? — тихо поинтересовалась она. — Талант, красота… Ставишь дебильные танцы для…
— А меня отчего-то не берут в Венскую оперу ставить вальсы, — сказал он, затушил недокуренную сигарету и встал. — Подъем, девушка… А то нас с тобой Тимур с потрохами сожрет… Сегодня в зале соберется политический бомонд, а мы с тобой не поразим их воображение. Помни о воздаянии, дитя мое…
Она нехотя поднялась и подняла руки.
— Кстати, о вальсе, — вдруг остановилась она. — Прикинь, а это ведь фишка!
— Уже было, — фыркнул он. — Вальс. И дамы с обнаженным бюстом. Осталось только фламенко, на которое сейчас мода. Танцуешь и в вихре танца сбрасываешь одежду… Начальникам губернии понравится.
— Не факт, — сказала Таня. — Они косны. Традиционны. Им бы баба задом повертела, и хватит…
— Тогда бы они пошли в казино «Фортуна», — сказал он. — А они хотят сюда… Давай поработаем. А то мне скоро Сашку из садика забирать, и потом времени совсем не останется…
— Так и нянчишься один с ребенком? — вздохнула она с сочувствием.
Он оставил ее вопрос без ответа. В конце концов, это его проблема. И никого она не касается… Кроме него самого и Сашки.
Катя и сама не заметила, как день подошел к концу. За окном уже стемнело, и Катя просто потеряла ощущение времени. С ней так было всегда — осенью, еще не отвыкнув от лета, она долго не могла привыкнуть, что темнеет рано. А потом, когда она наконец-то привыкала, ей было очень трудно определить, сколько сейчас времени. Пять или уже девять? Ведь и так и так — одинаково…
Последняя ученица была ее любимицей. Одаренная девочка, с тонким душевным чувствованием, задумчивая и влюбленная в гармонию… Когда Катя встречалась с ее матерью, она все не могла сопоставить эти два лица — рыхлое и полное Олиной мамы и тонкое, загадочное — Олино… Как будто Олю занесло в эту семью вихрем, выхватив из другой.
Мать и теперь ждала Олю на выходе, одетая в немыслимый костюм. «Дольче и Габбана», — подумала Катя. Но этот костюм на ее массивном теле висел как тряпка с вещрынка, и даже хорошая косметика не спасала, а, напротив, ухудшала дело. Лицо, словно нарочно плотно замазанное тональным кремом, казалось неестественным, как у ярмарочного клоуна.
— Ма! — радостно крикнула Оля, бросаясь к ней. — Представляешь, Катерина Андреевна сказала, что я буду играть на заключительном концерте «Аранхуэзский концерт»! Ма, это же сложная вещь!
— Но ведь ты не управишься… Катя, да зачем?
Она знать не знала, о чем говорит ее дочь, но, стыдясь своего незнания, пыталась сделать вид, что предмет разговора ей понятен. В конце концов, это выглядело трогательно. Да и Оля мать любила, словно видела за этими грубоватыми чертами что-то иное.
Нет, дети всегда любят родителей, но Оля любила Раису с такой нежностью и жалостью, что иногда Катя невольно завидовала Раисе. Надя всегда прятала свое отношение к Кате под надежной маской иронии. А Оля своих чувств не скрывала, как будто они рвались наружу, или словно она могла этой своей нежностью мать защитить от насмешек.
— Этот самый концерт, он вообще ведь еще и длинный, — продолжала сокрушаться Раиса. — Ох, Оля, Оля… Катя, может, поменяем? Есть же этот… «Турецкий марш».
— Ма, — засмеялась Оля, — я хочу это. Понимаешь, моим внутренним особенностям «Турецкий марш» совсем не близок. Я другая. А когда играешь, надо оставить частицу своей души… Тогда все получится. И совсем не в том дело, что он длинный… Главное — там. — Она показала на грудь.
Вчера она была СЧАСТЛИВОЙ «мужниной женой», уверенной и в супруге, и в будущем…Счастье разбилось в одну секунду — когда она, открыв дверь, застала мужа в объятиях ДРУГОЙ ЖЕНЩИНЫ.Теперь ей придется ВСЕ НАЧИНАТЬ ЗАНОВО.Ей предстоит научиться быть сильной, независимой, самостоятельной.И единственный, кто готов помочь ей «начать с нуля», — случайно встреченный загадочный мужчина, некогда переживший УЖАСНУЮ ТРАГЕДИЮ — и тоже собравший свою жизнь из осколков…
Дни и годы Анны наполнены тревогой и ожиданием беды. А начиналось все так волшебно. Хрупкая настороженная девушка, полюбив, обрела себя, и мир заиграл разноцветными красками. Но жестокое убийство близкого человека осталось нераскрытым и ненаказанным. Анна поставила на личной жизни крест и с головой ушла в благотворительность. Внезапно жизнь подарила ей яркую любовь юноши, и молодая женщина должна решить, жить ли ей прошлым или довериться новой любви.
Взявшись помочь подруге, легкомысленной глупышке Шерри, Тоня понятия не имела, какие последствия повлечет за собой ее добрый поступок. Как неразрывной цепью соединятся несколько судеб, в какой причудливый клубок сплетутся жизни вчера еще совершенно незнакомых людей!.. Стоит только распахнуть дверь навстречу доброте, доверию, свету.
Алису потрясло известие о приезде в их город писательницы Сары Мидленд, и случилось это по той простой причине, что все романы «звезды» беллетристики с начала до конца были написаны не кем иным, как самой Алисой Павлищевой. Кто-то явно решил осложнить жизнь скромной литературной рабыни. Лишь по счастливой случайности она не стала жертвой киллера, дом девушки подвергся вторжению сомнительных личностей. И к ужасу Алисы, самый подозрительный из них — Игорь — ей страшно нравится. Но Алиса полна решимости во всем разобраться.
Под глянцевыми фасадами пряничного городка Старая Пустошь притаилось Зло, тем более страшное и опасное, что оно обладало немалой притягательностью и странным, гибельным очарованием. Даша поняла, что надо спасать родных, надо бежать из этого места. Только Пустошь еще никого и никогда добровольно не освобождала из своей паутины…
Какой он мир ребенка идущего к Богу, что он чувствует, что ищет… и что найдет он в пути полного неожиданных встреч и приключений.
Должен быть кто-то, кто замечает первый распустившийся цветок, смешное облако, глаза уличного кота, что каждый день меняют цвет На нашем жизненном пути встречаются разные люди, но все ли они являются людьми на самом деле? Что готовы нам рассказать, а о чём хотят умолчать? Кира познакомилась с необычным парнем. О его существовании нельзя никому рассказать. К чему приведёт их общение? Философское произведение о жизни, тайнах мироздания и любви, с описаниями природы и разговорами за чашкой вкусного чая. Продолжает тему рассказа «Семнадцатое декабря», раскрывает загадку персонажей, появившихся в концовке.
Лаборантка по имени Берта знакомится в больнице с поэтом Лаврентием Егоровым. В результате автокатастрофы он стал инвалидом, прикованным к коляске. Берта выхаживает Лаврентия и становится его женой. Не сломленный физическими страданиями, Лаврентий ломается оттого, что не может обеспечить любимую материально. Он начинает пить. Берта уходит из дома, и Лаврентий принимает решение покончить с собой, не видя смысла жить без любимой. Но любовь оказывается сильнее и водки, и пули.
Скарлетт Мери Белль — прилежная ученица Гарварда, которую волнуют лишь учеба и семья, но никак не Джастин О’Коннор, с которым в один из солнечных весенних дней ей предлагает дополнительно позаниматься профессор по экономике. Девушка не особо рада такому предложению, но и отказаться от возможности получить дополнительные баллы не может. День за днем ей приходится терпеть его выходки и придирки до тех пор, пока его слова не приобретают совсем другой смысл и не начинают что-то значить для нее… .
Тибби — убежденная феминистка. Такой ее сделала жизнь, а особенно постарался ветреный кавалер, после разрыва с которым она решила, что замужество — нелепость, любовь — фантазия. Только своему верному пажу Питеру Тибби способна поведать о том отчаянии, что терзает ее. Пит везет подругу в Лондон, но каникулы складываются неудачно: Тибби попала в больницу. С этой минуты она изменила свое отношение к жизни — ведь врач-травматолог, как выяснилось, способен излечить не только тело, но и душу…
Судьба полицейского — нелегкая доля. Грегу это было известно лучше многих, ведь из-за работы он потерял почти все. Долг полицейского — защищать слабых и стоять на страже закона. И никто на свете не упрекнул бы Грега за небрежение своими обязанностями. Но что делать полицейскому, если опасность угрожает его сердцу, а любовь заставляет играть по незнакомым правилам?
Лето, море, смуглый красавец с невероятно голубыми глазами и проникающим в душу голосом. Такой циничный, такой притягательный… Могла ли предположить девятнадцатилетняя Аня, что курортный роман окажется длиною в жизнь? Мог ли Богдан, пресыщенный женским вниманием, подумать, что всю жизнь будет помнить и ждать наивную доверчивую девочку? Что эта любовь будет мукой и спасением, наказанием и подарком судьбы? Главное — она будет.