Тамада - [51]

— Кто же стрелял в тебя?

Салман не ответил.

— А почему у тебя в этом месте перевязано? — тревога охватила супругу.

Салман молчал.

— О, горе какое!.. — ударилась в плач и запричитала Толукыз. — Чтоб жизнь оборвалась у того, кто это сделал!.. Кто, кто это сделал? Почему он не стрелял в другое место! О аллах, накажи его!..

Вошел доктор и еле-еле уговорил Толукыз уйти из палаты. Но еще долго под окнами больницы слышались ее стенания:

— Чтоб сдох тот, кто навел на нас эту беду!..

Салман лежал пластом, уставясь в потолок, и горько вздыхал. Разве мог предположить он, что шутка выйдет ему боком?

4

Аул Большая Поляна и вправду очень большой. И как в любом большом селении — много разных происшествий случается за день: то теленок с обрыва упал, то два соседских петуха подрались — и один лишился гребня, а значит, угодит теперь в котел, но то, что случилось с Салманом, действительно из ряда вон выходящее происшествие, которое неоднократно обсуждалось и на большом ныгыше, возле магазина, и на малом, что возле кладбища.

День выдался солнечный, и шестеро стариков уже полдня сидят на плоских камнях, покуривают, ведут беседу. Историю с Салманом они уже обсудили во всех деталях, и разговор приутих.

Но вот в переулке, ведущем к ныгышу, показывается Хамзат-эфенди, он степенно бредет, опираясь на палочку, на конце которой поблескивает латунная гильза. При каждом шаге подол его шубы отгибается, обнаруживая курчавую шерсть изнанки. Толстый живот перетянут узким пояском из сыромятной кожи, украшенным вороненым серебром, на голове огромная, как мельничный жернов, черная папаха, изрядно послужившая своему хозяину.

Старики, собравшиеся на ныгыш, заметили его еще издали. И один из них, глядя, как по-старчески медленно плетется Хамзат-эфенди, глубоко вздохнул:

— Эх, старость, старость.

Многие помнят Хамзата в молодости. Лихой был джигит! Ну, а теперь каждый может поклясться, что Хамзат не сумеет джигитовать. Если твой век перевалил за восемьдесят, забывается прежнее удальство, и ты больше думаешь о том мире, куда вскорости пойдешь, чем о том, в котором живешь.

— Ассалам алейкум! — поприветствовал старых друзей Хамзат.

— Уа алейкум салам! — дружно ответили те. — Далеко ли собрался, Хамзат?

— Узнать, все ли вы живы-здоровы. Да заодно посмотреть на то местечко, куда скоро отправлюсь.

Он обвел стариков взглядом, в котором сквозила суровая насмешка.

— Позор! Опять этот черный ишак чешется о надгробный памятник. Чтоб их чесотка, этих ишаков, извела!.. Прогоните его, что ли!

Старики разгалделись:

— Нет на кладбище ограды. Скот заходит. Стыдно перед мертвыми. Мы все в землю пойдем. С какой совестью мы с ними там встретимся?

— Не только перед мертвыми — перед живыми стыдно.

Седобородый Болат, считая себя самым младшим, пошел отгонять ишака.

Не впервой начинаются подобные разговоры, сколько раз велись они. Но дальше слов дело не идет. Обращались за помощью в правление, обивали порог у Али, но до сих пор все без изменения. Высказавши свое недовольство, старики постепенно умолкли. Зачем толочь воду в ступе?

Затянувшееся молчание нарушил щупленький Алисолтан:

— Хамзат, не сходить ли нам к Жамилят?

Хамзат-эфенди молчал, зло поджимая губы.

— Ничего мы не потеряем, если сходим к ней всем гуртом, — сказал другой старик, длинный и худой Энвер.

— Я не хочу еще раз испытывать бесчестье. А вы, если хотите, то идите, — ответил, смиренно потупившись, Хамзат-эфенди.

Не то сердце его преисполнилось великой печалью, не то почувствовал он приближение полуденного намаза[21], Хамзат, козырьком приставив ладонь к бровям, запрокинул голову, взглянул на солнце, а затем зашагал той же дорогой, которой пришел сюда. И старики долго следили, как он волочит ноги, опираясь на палочку. Судя по такой походке, недолго ему пребывать на этом свете — в самом скором времени предстанет он, видно, пред ликом аллаха. И никому из них не избежать такой участи.

Держась теневой стороны улицы, старики нестройной цепочкой двинулись в сторону правления колхоза.

Жамилят встретила их на крыльце — собралась куда-то ехать.

Старики поздоровались с ней.

— По какому случаю ко мне? — улыбнулась она.

Старший из стариков, Алисолтан, сказал, стуча палкой по булыжнику, которым была вымощена дорожка, ведущая к крыльцу:

— Дочка, дело у нас к тебе. Не обессудь, если переступили твой путь, видим, спешишь ты.

Спутники его стояли молча, поглядывая то на Алисолтана, то на Жамилят. Что скажет она?

— Тогда зайдите в правление. Вы у нас нечастые гости.

Шестеро стариков расселись на стульях в кабинете председателя. Они смущенно молчали, не зная, с чего начать. В это время зазвонил телефон. Жамилят взяла трубку. Слушала некоторое время молча, потом заговорила, глядя через окно во двор:

— Вы сами знаете, скот еле-еле перезимовал. Годных для перевозок волов и лошадей у нас почти нет. Вся надежда на машины. Но у половины нет скатов, а «босиком» далеко не уедешь... Аул у нас большой, хозяйство огромное... Я прошу от имени всего аула, — она посмотрела на смиренно сидевших в кабинете посетителей, — дайте нам две новые грузовые машины и четыре комплекта скатов. Даю партийное слово, в кассе у нас ни копейки, чтобы выкупить бензин... На самом деле, помогите нам... Больше мы у вас ничего не попросим... Спасибо, спасибо, беркет берсин. — И, положив трубку, повернулась к старикам.