Тамада - [52]

Те поднялись, собираясь уходить.

— Алисолтан, куда же? Вы и не сказали, зачем пришли.

Алисолтан неуверенно заговорил:

— Жамилят, пусть аллах поможет тебе в твоих делах.

— За пожелание — спасибо. Но, насколько я понимаю, вы ведь не за этим явились. Выкладывайте свое дело.

— Своей старостью заклинаем, дочка, выслушай нас. Не говори нам: «Эти старцы с никчемным делом пришли в то время, когда у меня голова пухнет от колхозных забот», — сказал Алисолтан.

Слово за слово — старики выложили, ей суть дела.

Жамилят задумалась.

— Вы правы. Это наше общее дело. Аул, имеющий запущенное кладбище, — это неблагоустроенный аул. А наш аул очень неблагоустроенный: улицы немощеные, чуть дождь — только на коне и проедешь. Обещаю вам: как кончим посевную — сразу примемся за благоустройство. Восстановим кладбище, сделаем ограду, замостим улицы. Весь аул подниму на работу, от мала до велика. Спасибо вам за вашу заботу, — поблагодарила Жамилят.

Довольные старики шумно подались на улицу. Пошли не цепочкой, а кучкой, повеселевшие, будто со свадьбы.

5

Только отсеялись, как пришла пора отправлять скот на летние пастбища.

И потянулись с самого раннего утра со всего района всадники, подводы, брички, пеший люд, а за ними отары овец, стада коров, косяки лошадей, погоняемые пастухами в местечко Гепчока. Местечко это в укромной, поросшей перелесками балке, по которой звенит безымянная речушка, теряющаяся среди кудрявых куп барбариса, облепихи и шиповника. Гепчока — традиционное место сбора животноводческих бригад перед отправкой на летние пастбища. Готовятся к этому загодя. Ведь не на день и не на неделю уходят пастухи к отрогам Эльбруса, нелегкая жизнь поджидает их там: дожди, холодные густые туманы, прикрывающие набеги волков, а то и заглянет зима с запоздавшим бураном. Полгода вдали от дома, полгода вдали от друзей, веселой жизни аула. Потому издавна стал этот день праздником скотоводов. Где, как не в Гепчока, увидишь всех и тебя все увидят. Отсюда отправляются скотоводы в горы.

Каждый год летние пастбища перераспределяются между колхозами. И ежегодно приходится строить заново коши для людей, укрытия для скота. Работа трудоемкая, большая. На поляне груды стройматериалов. Скотоводы везут с собой плетень, черепицу, лес...

А пока идут приготовления, все хозяйства района показывают комиссии свою подготовку к лету.

Колхоз «Светлая жизнь» раскинул свой стан на правом берегу. На невысоком холмике — белая палатка. За ней — еще одна, возле которой в яме горит костер. Над костром — огромный котел. Какой же праздник без вареной баранины, без шорпы?

Ряды арб и бричек. Они выстроились, как на параде, а перед ними — длинные столы, на которых «пастбищные» библиотеки, доски с обязательствами бригад, деревянные и металлические миски, кружки, ложки, ведра, цедилки, теплая одежда для скотоводов: бурки, башлыки, войлочные шляпы, брезентовые плащи, стеганки, брюки, кирзовые и резиновые сапоги; патефоны, рядом с ними стопками, как хичины, лежат грампластинки.

Посреди поляны высится длинная гладкая жердь. На ее макушке полощется ореховое знамя[22].

Народу кругом — яблоку негде упасть. И, конечно, гяпчи[23], в войлочной маске, красноглазый, уже ходит по кругу. Вот, поплевав на руки, он направился к ореховому знамени. Сделал вид, что хочет взобраться по жерди, но не пролез и метра — сорвался.

Стоявшие рядом девушки-телятницы смеются, наблюдая за гяпчи. А он снова лезет по жерди и снова падает. Но тут же вскакивает, хватает в руки войлочную плеть, садится «на коня», которого ему заменяла фундуковая палочка, и скачет на смеющихся девчат. Взмахнув мягкой плеткой, хлопает одну из них по заду. И девчата — врассыпную, взвизгивая и прячась от гяпчи. Из палатки вышли Жамилят и Харун, и гяпчи, взгикнув по-жеребячьи, мчится на своем коне к ним.

— Прошу всех внимания! — кричит гяпчи. — Все будьте готовы! Сейчас праздник начнется. Ну, а если кто-нибудь не поднесет мне гоппан с бузой, того я отхлещу своей плеточкой. Тпру-у! — прикрикнул он на своего «коня». — Куда рвешься? День только начался, а ты, я смотрю, уже захмелел.

Должно быть, запах свежего мяса привлек двух орлов, гордо выплывших из-за гор. Они парят высоко над лагерем.

Грянул выстрел, возвещая о начале праздника.

На поляне комиссия из района. Она уже в полном составе. Тут и председатели колхозов. Разговор непринужденный, но все, скрывая нетерпение, ждут, когда мимо поведут скот. Сразу будет видно, в чьем хозяйстве он перезимовал хорошо, а в чьем — мыкал горе.

Вот повели быков-производителей. Затем телят. Доярки погнали своих подопечных коров...

Блеяние, мычание, крики погонщиков, звуки пастушьей дудочки.

Но только последнее стадо миновало комиссию — тут же на поляну вырываются всадники, перегоняя друг друга.

Скачущий вперед всадник на караковом коне хватает ореховое знамя. Остальные — их шестеро — бросаются следом за ним. Кони несутся во весь опор, а зрители возбужденно кричат:

— Добавь, Добеш, добавь!

— Оллахий, этот теперь никому не уступит знамя!

— Глянь, второй его догоняет!..

Наездники на полном скаку приближаются к речке. Кони, словно на крыльях, переносят их на другой берег, а дальше — холм, всадники скрываются за ним — и вот появляются вновь, но кони уже не летят стремглав, а идут шагом, наездники с трудом удерживают их, разгоряченных.