Там, где бежит Сукпай - [19]

Шаман подошел к стволу ели, поднял медвежью голову и понес ее впереди себя навстречу охотникам:

— Мэуы! Мэуы! — рычал шаман, поворачивая голову зверя то в левую, то в правую сторону.

В знак мира Чингиса обнял голову медведя. Суд был окончен.

НОВЫЕ ВЕСТИ

Теперь мы живем в верховьях реки Чуй. Бурные потоки ее стремительно мчатся вниз, только что освободившись от шумных звенящих льдин. После шуги, кажется, реки текут быстрее, будто спешат увидеться с морем. Посмотришь на воду и задумаешься: сколько же рек вливается в море? Путь их, наверно, длинный-длинный. Вот Чуй. Бежит она в Хор, а Хор где-то в низовьях находит другую реку — Уссури, а она в Амур торопится. Говорят, Амур — большая река, но все-таки море больше. Волны там поднимаются выше лесов, я знаю, мне рассказывал дед…

— Ты все сидишь, бата, о чем-то думаешь, а работа не делается, — говорит бабушка, заметив, что я перестал обстругивать шесты. — Торопись, надо скорее вниз идти.

С широкой песчаной косы, где стоит наша единственная юрта, открывается заманчивый вид на заречные сопки. Там, по старым тропам, бродят сохатые. Багульником пахнет в лесу. Будто зеленым дымом окутанные, стоят березы. Стрижи перелетают с ветки на ветку так быстро, что невозможно заметить, садятся они где-нибудь хоть на миг или нет. Порхают в воздухе и кричат о чем-то друг другу. Попарно кружатся над тополем сойки, высвистывают все время одни и те же непонятные песни, О чем они разговаривают? Радуются, наверное, что снова прилетели сюда.

— Бабушка, а какие люди живут около моря?

Помню, еще давно я слышал, что все люди разделяются на два мира. Один мир составляет нгандугу, другой нани. Нгандугу — это русские, германцы, американцы и все те, кто знает письменность, кто связан с богом, который живет на небе; нани — это люди земли: удэ, нанайцы, эвенки и все, кто знает рыбный промысел и охоту, а после смерти уходит в подземное царство.

— Всякие люди есть, — отвечает бабушка, — которые плохие, которые хорошие. Много их там. Нгандугу живут всегда вместе. Нани кочуют в лесах. Вот если бы мы понимали язык птиц, мы знали бы все новости оттуда.

Но мы даже не знаем, что делается в хорской тайге, потому что целый год не видели никого из людей. Жили тут как в мешке, зажатые сопками. Без дедушки некому стало острогу на огне подправить. Все надо успеть самим. Яту вышла замуж, уехала к морю, на Самаргу. Всю зиму вдвоем с отцом мы провели на охоте. Сейчас снова готовимся кочевать. Я с нетерпением жду, когда хорская волна ударится о борта моей оморочки. И вот все уже готово — шесты обструганы, баты спущены на воду. Мы едем вниз.

Вода в Чуи-реке светлая, как в Сукпае. Веселые струи, все равно как хорошие собаки, мчат нас так, что захватывает дух. Мы остановились около устья Чуй, поставили небольшой балаган. Не зря я хотел поскорее добраться сюда. Хор — как большая дорога, по которой охотники идут за добычей. Наш балаган стоит на виду.

Однажды, когда я готовил на берегу свою оморочку, чтобы пойти вверх по Хору за утками, до слуха моего донеслись людские голоса. Потом белые шесты замелькали в воздухе…

Это были наши сородичи. Еще издали я узнал среди них Кяундзю. Он стоял на одном из батов с шестом в руках. Сердце мое забилось от радости. Я побежал домой сказать, что вижу гостей. Но все уже вышли на берег и, волнуясь, ждали, стараясь угадать каждого поименно. Встреча была радостной.

— Багдыфи!

— Сородэ, мама![43]

Они поклонились сначала бабушке так же, как я когда-то кланялся Чингисе.

— Как живете?

— Хорошо, — отвечает по привычке отец. — Едва дождались весны. Как звери ничком лежали, чтобы не замерзнуть…

Гости заполнили наш балаган. Мужчины уселись на берестяных подстилках в глубине его, женщины примостились на корточках у двери, по первому же знаку готовые подняться и выйти. Мать вскипятила чан.

— Что слышно внизу? — интересуется отец.

— О, внизу есть новости, — отозвался один из гостей, по имени Гольду, как видно, самый старший и уважаемый среди них человек. Он отхлебнул чая, вытер усы, стал рассказывать: — Новости плохие. Русские воюют друг с другом, брат с братом, отец с сыном. Царя своего сняли. Страшная война идет кругом. Люди разделились на две стороны. Богатые держат царский закон, бедные защищают свой закон.

— Какой закон есть у бедного человека? — рассмеялся отец.

— Не знаю. Так рассказывают. Будто те бедняки, которые землю пахали, которые кругом на богатых работали, железо ковали, разные товары делали для купцов, — они теперь хорошего вожака имеют. Их очень много. Они называются красными. А те, которые сторону царя держат, белыми называются. Красные ходят в шапках с острыми верхушками. Воюют здорово. Уже теперь, которые люди раньше в тюрьме сидели, вышли на улицу. Теперь богатых в тюрьму посадили. Что делается — не знаю. Небо и земля поменялись местами, — закончил рассказчик. Он снова потребовал чая.

Все замолчали. Только женщины у двери продолжали шептаться, перебирая по порядку, кто на ком женился за это время, где какие дети родились, кто умер. Мы с Кяунд-зей слушали мужской разговор…

— Что такое! — вдруг воскликнул отец, словно опомнившись. — Так долго война идет. С германцами воевали. Как будто кончили. Теперь опять воюют…