Так велика моя любовь - [3]

Она была полна решимости относиться с таким же пониманием к причинам, заставившим ее дядюшку убрать из дома все, что хоть как-то напоминало о маркизе. Если художнику, писавшему портрет, действительно удалось точно передать внешность бывшего владельца Бредбери, тогда нет ничего удивительного в том, что Сеймур произвел впечатление на Арабеллу. Потеря такого великолепного поклонника заставила бы любую женщину затаить злобу на отца, который косвенно был причастен к его казни. Если у Эдварда не было никаких причин, кроме желания сохранить мир в своей семье, его можно понять.

Главная трудность, с которой столкнулась Илис, заключалась в том, чтобы общаться со слугами, ненавидевшими нового хозяина. Хотя они всегда были заняты работой и добросовестно выполняли возложенные на них обязанности, все это делалось скорее из уважения к бывшему владельцу. Явным проявлениям недовольства обычно предшествовал довольно длительный период, в течение которого слуги с ворчанием выслушивали указания Эдварда. Илис не раз приходилось убеждать их, что они не имеют права обсуждать приказания хозяина, независимо от того, считают они их разумными или нет.

Сегодняшний вечер не был исключением из правил. Илис уже отругала нескольких лакеев за то, что они стали сравнивать нынешнего и бывшего владельцев, причем сравнение было не в пользу первого, когда заметила слугу, который топтался у винного бочонка. На нем был балахон с капюшоном, скрывавшим лицо. То, как он наклонился, вызвало у девушки подозрение, что он позволяет себе слишком вольно обращаться с хозяйским вином, а это было недопустимо.

Расправив плечи и разгладив черную бархатную юбку с фижмами[2], Илис придала своему лицу строгое выражение, подобающее хозяйке большого дома, и приготовилась к новому спору. Для юной девушки она выглядела очень решительно и чрезвычайно элегантно в своем простом, но дорогом платье. Белый, отделанный кружевом плоеный воротник, узкий по сравнению с тем, который принято было носить при дворе, опускался под подбородком и приподнимался сзади, подчеркивая тем самым красоту ее правильного лица. Нежный румянец окрашивал щеки, придавая блеск синим, как сапфиры, глазам, оттянутым к вискам и опушенным густыми темными ресницами. Брови, которые она отказывалась выщипывать, как делали многие модницы, имели медный оттенок и четко выделялись на белоснежной, без малейшего изъяна коже. Темно-рыжие волосы девушки были разделены на прямой пробор и красиво уложены под очаровательной наколкой из черного бархата. Из-под плоеного воротника свешивались две длинные нити жемчуга. Замок ожерелья представлял собой обрамленную мелкими рубинами миниатюру, которая была выполнена эмалью и изображала профиль женщины, похожей, как утверждал отец, на ее мать.

Илис надеялась, что у нее такой же величественный вид, как у женщины на крохотном портрете, поэтому считала, что слуга, увидев по ее наряду, какое положение она занимает в доме, будет держаться с ней гораздо почтительнее, чем если бы был свидетелем ее недостойных переодеваний, к которым она прибегала, когда путешествовала по трущобам Элсатии[3] и городам Ганзы. Остановившись за спиной у слуги, она ласковым голосом произнесла:

— Нравится вино?

Его склоненная голова стала медленно поворачиваться, и наконец перед Илис появились широкие плечи и узкая щель между краями капюшона, почти полностью скрывавшего лицо. На его темные глаза упал свет свечи, и они, казалось, зажглись огнем. Этот человек был намного выше других слуг и чем-то отличался от них, поэтому у девушки возникло подозрение, что он не принадлежит к домашним слугам и явился в замок без разрешения.

— Прощения просим, хозяйка. Старый чашник просил меня попробовать вино, не кислое ли оно, не будет ли оно щипать язык господам.

Грубая речь не портила глубокого голоса незнакомца, звучавшего тепло и приветливо. Он поднял большую плоскую бутыль, которую держал в руках, немного наклонил ее, потом долго задумчиво смотрел на нее, прежде чем постучать по ней. указательным пальцем.

— Точно говорю, хозяйка, это из старых запасов. Дюже крепкое, так и есть. Не та дрянь, что подает гостям этот парень Стэмфорд.

Илис напряженно наблюдала за незнакомцем, ошарашенная его оскорбительным поведением. Его наглость задела ее, и в голосе девушки зазвучал сарказм:

— Сомневаюсь, что сквайра[4] Стэмфорда интересует ваше суждение или мнение, какими бы они ни были. Неблагодарный негодяй! Кто ты такой, чтобы так дурно судить о добрых намерениях того, кто платит тебе? Стыдно!

Незнакомец устало вздохнул:

— А жаль. Стоило бы.

Уперев руки в бока, Илис набросилась на него с гневной отповедью, при этом ее глаза метали молнии:

— Ах вот что я слышу! Он еще недоволен! Вот уж воистину наглец! Да сквайр скорее выслушает замечания нищего с улицы, чем слуги с собственной кухни. Скажи-ка мне, добрый человек, правильно ли я поняла, что мое присутствие помешало тебе пить вино?

Незнакомец поднял замотанную в лохмотья руку и вытер рот.

— Сквайру стоило бы попробовать свое добро. Жалко поить господ тем горьким пойлом, что он заставил нас нацедить.