"Из двадцати тысяч чужестранцев, ринувшихся в Вену лишь для того, чтобы лицезреть последние почести, воздаваемые усопшему принцу, повезло тысячам трем, не более. Прочим же, наряду со множеством любопытствующих жителей Вены, пришлось довольствоваться слушанием погребального звона.
На Михаэлерплац перед императорским дворцом, на Аугустинерштрассе и на всем пути до церкви капуцинов — теснота и скученность, как в любом старом городском центре.
И в эти тесные улочки пытались протиснуться стотысячные толпы народу, так что помимо полицейских сил, занявших свои посты уже в час дня, пришлось вызвать на помощь драгунские и гусарские части, чтобы шаг за шагом оттеснить невиданное скопление людей по Кольмаркт до Грабена. Задача оказалась настолько нелегкой, что лишь к трем часам пополудни удалось очистить улицы, вдоль которых предстояло двигаться траурному кортежу.
В эту перекрытую зону можно было проникнуть лишь при наличии пропускного листка на трибуну или журналистского свидетельства, но даже счастливым обладателям подобных привилегий следовало занять места за два часа до начала церемонии.
С утра приветливо светило солнце, снег скоро раскис, и на тротуарах под ногами захлюпала грязь. В полдень жители столицы поспешили отобедать пораньше, дабы не упустить зрелища.
Во избежание несчастных случаев возведение приватных трибун запретили, однако находчивые горожане сдавали в аренду окна, откуда можно было наблюдать за процессией. Дороже всего ценились окна домов, расположенных вблизи церкви. Так, например, в пятиэтажных зданиях вдоль Тегеттхофгассе окна первого этажа стоили по сто форинтов с человека, а у окна пятого этажа можно было пристроиться за тридцать форинтов.
Я лично направился к месту наблюдения уже в час дня, размахивая черно-желтым корреспондентским пропуском. По Кольмаркту мне пришлось с добрый час поработать локтями, прежде чем я пробился сквозь необозримый людской поток до первого кордона, где офицеры, взглянув на мой пропуск, с готовностью уступили мне дорогу. На противоположной стороне площади, на месте бывшего "Бургтеатра", была возведена огромная — примерно на две тысячи зрителей — трибуна, на ступенях которой теснилась публика, в основном знатные иностранцы. От ворот императорского дворца и до храма выстроились кордоном солдаты 12-го венгерского пехотного полка и, невзирая на стужу, все четыре часа простояли навытяжку. Публика, заполнившая трибуну, и наблюдатели вроде меня, стоявшие перед дворцом, закоченев от холода, в нетерпении не сводили глаз с часов близлежащей церкви.
Первый знак поступил от подметальщиков городских улиц, они принялись посыпать песком скользкие мостовые, ведущие к храму капуцинов. В три часа пополудни из дворцовых ворот выехала первая карета, а четверть часа спустя двинулся кортеж участников церемонии — примерно в два десятка экипажей.
Без четверти четыре солдаты по команде "на караул!" вскинули ружья, и взгляды всех обратились к дворцовым воротам, откуда медленной рысью выезжала упряжка просторного траурного экипажа императора, по виду ничем не отличавшегося от обычной похоронной кареты. В экипаже по левую сторону сидел император в генеральском мундире и шинели. Присутствующие, сняв шляпы, молча приветствовали его величество, однако император, мрачно глядя перед собой, оставил приветствия без ответа; подле него сидела бельгийская королева, лицо ее было скрыто густой черной вуалью.
Ровно в четыре один за другим ударили колокола всех церквей, в общем хоре выделялся благородством звучания старинный колокол собора святого Стефана.
Из дворцовых ворот выступил эскадрон гусар Вюртембергского полка, положив начало траурному эскорту.
Бравые мадьярские рубаки в киверах, украшенных дубовыми листьями, со скорбным достоинством сидели в седле. Двигались они по тесным улочкам не повзводными шеренгами, как того требовал устав, а четверками.
В двадцати шагах следом за гусарами ехал верхом придворный церемониймейстер в треуголке и с золотым жезлом, обвитым траурной лентой. Его коня, покрытого черной попоной, вел под уздцы другой церемониймейстер, с обнаженной головой. За ними, по строго установленному чину, следовали экипажи с придворной свитой и коляски бывших флигель-адъютантов наследника; завершала эскорт карета дворцового священника господина Майера. Затем выехал и катафалк.
Шестерка ослепительно белых лошадей в сверкающей черной сбруе, ведомых каждая своим возничим, медленно влекла за собой обычный, ничем не примечательный катафалк под черным балдахином. На простом, обитом золотым позументом черном гробу не было никакой надписи. Гроб украшали лишь три уже увядших венка из ландышей: от императрицы, от вдовы кронпринца Стефании и маленькой принцессы Елизаветы.
На верху балдахина была водружена вырезанная из черного дерева габсбургская корона.
Катафалк сопровождали: парадный пехотный батальон; взвод моряков, произведших на зрителей особое впечатление своими загорелыми лицами и оружием за спиной; батальон гонведов под командованием капитана Костола-ни, отличавшихся безупречной выправкой и приметной формой — синие штаны и красные кивера; и наконец, батальон ландвера
