Незадачливая судьба кронпринца Рудольфа - [4]
Итак, на суаре князя Ройса собрались все важнейшие участники и свидетели трагедии — за исключением графини Мари Лариш-Валлерзее. А между тем, как мы увидим, она играет ключевую роль во всей истории и даже в это последнее воскресенье держит в своих руках переплетенные нити судеб, хотя почти не выходит из "Гранд-отель Империал", где она остановилась, как и всякий раз, когда наезжала в Вену из чешского имения своего мужа в Пардубице.
Неизвестно, почему графиня Мари Лариш, любимая племянница королевы Елизаветы (дочь баварского князя Людвига от морганатического брака), не была приглашена в германское посольство; и все же именно из ее (к тому же написанных двадцатью четырьмя годами позже) мемуаров мы черпаем самые подробные сведения о событиях вечера. Ведь на приеме в германском посольстве все же (якобы) произошел некий инцидент, вроде бы связанный с последующей драмой и приобретший особое значение в свете позднейших событий и зарождения мифа.
Вот только неизвестно, в чем суть инцидента.
В свидетелях — имеется в виду не только графиня, но и подлинные очевидцы — недостатка нет; выяснилось, что многие из приглашенных дам втайне вели дневники, а послы в силу своих служебных обязанностей сохранили для нас всевозможные придворные сплетни. Но вот в чем загвоздка: все показания не сходятся даже в главном: что же все-таки произошло? Каждый из очевидцев видел и слышал совсем не то, что остальные. К сожалению, нам придется довольствоваться этими свидетельствами, поскольку даже прочие, более существенные документы, связанные с самоубийством (самоубийством ли?) Рудольфа, также далеко не однозначны.
Прием начался в половине десятого вечера; нам этот час может показаться довольно поздним, но, если мы желаем в какой-то мере постичь эту невероятную историю, придется свыкнуться с мыслью, что изображенные на старинных фотографиях люди, вроде бы ничем не отличающиеся от нас самих, не только жили в другом ритме, но чуть ли не дышали по-другому. У человека "служилого сословия" вроде Рудольфа, в то утро с девяти часов уже корпевшего в казарме Франца Иосифа над бумагами, а в девять утра на следующий день занимавшегося тем же самым, но только у себя в кабинете, не было возможности долго разгуливать по залам германского посольства.
Однако вернемся к теме об инциденте — или инцидентах, — происшедшем во время приема. Но спервоначалу — чтобы задать нужный эмоциональный тон, а заодно и воспользоваться случаем, который впоследствии может нам не представиться, — сделаем отступление, расскажем, каким видела в тот вечер Рудольфа леди Пэйджет, супруга британского посла: принц "…выглядел подавленным, печальным, и видно было, что он едва сдерживает слезы". Подумать только — слезы! Английская леди, вероятно, обладала на редкость острым зрением, коль скоро ей удалось подметить такую деталь, которая укрылась от взглядов всех остальных. А впрочем (в особенности если задним числом продумать случившееся), как же еще мог выглядеть утонченный принц благородных кровей за два дня до самоубийства? Да и вообще в те времена питали склонность к томной грусти.
Зато многие обратили внимание на баронессу Вечера и ее дочь Мери — уже хотя бы потому, что дамы эти перешли границы хорошего вкуса, навешав на себя неимоверное количество драгоценностей. Тут они "перещеголяли" особ императорской фамилии, а это считалось неприличным. Однако еще заметнее оказалось поведение Мери, о чем пишет генерал Бек, в котором трудно предположить натуру романтическую: "Мери ни на секунду не отрывала жгучего взгляда от наследника". Необходимо заметить, что беспристрастность генерала весьма сомнительна: Бек — как, впрочем, и весь генеральный штаб — продолжал ненавидеть Рудольфа даже после его смерти, поскольку наследник, будучи главным инспектором пехоты, требовал для себя полномочий вмешиваться в дела армии, то бишь в дела государственной важности. В противоположность генералу граф Йозеф Хойос был искренним другом Рудольфа, но и его заземленно-прозаические, изобилующие мелочными подробностями мемуары набирают пафос, когда граф пишет о девушке: "Вспоминая о том вечере, я нахожу примечательным, что ко мне дважды обращалась баронесса Мери Вечера, с которой мы были едва знакомы. Юная, еще не достигшая двадцатилетия дама на сей раз привлекала всеобщее внимание своей блистательной красотой. Глаза, казавшиеся еще больше обычного, мрачно пылали, она была словно раскалена каждой клеточкой своего существа". Давайте отметим для себя, что все мемуаристы обращают внимание на глаза Марии; неужто лишь потому, что роковым героиням дешевых "венских романов" предписывалось обладать "огненно-страстными черными глазами"? Во всяком случае, граф Нигра, охочий до сплетен итальянский посол, также пишет в своем донесении (донесении, а не в частном дневнике!), что "девушка не сводила с Рудольфа глаз". Или в тот вечер все присутствующие, словно сговорившись, следили за этой парой, или Марию никогда не видели столь оживленной, как за два дня до ее смерти. Она словно бы уже знает, что стала героиней романа.
А между тем, судя по всему, Мария провела насыщенный событиями день: побывала (если это правда) у графини Лариш и имела тайное свидание с Рудольфом, который, кстати сказать, также навестил в тот день графиню в ее гостиничных апартаментах, и, может, даже не однажды. Но уж один-то раз наверняка:
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.