Тагу - [11]

— То-то он мне и дорог, как собственная кровь.

— Конечно, уж коль садиться на коня, то лишь на чистокровного карабахского скакуна. Ну, куда годится мой мерин? Это же не лошадь, а кляча какая-то! А увидит воду, и вовсе рассудок теряет. Нет в нем соображения, чтобы сперва дать хозяину напиться. Не слезай, я тебе поднесу, батоно Парна!

— Нет, не подобает это тебе, мой Караман!

— Воду сначала — младшему. Сиди, пожалуйста, а то обижусь, так и знай! Вот, пей!..

— Дай бог тебе здоровья! Ух, какая холодная.' Уж не из ледника ли течет, благословенная?

— Откуда бы ни текла, а большое добро несет. Если бы не эта вода, давным-давно б моя душа разлучилась с телом. С крестин ли возвращаюсь или с поминок, днем или ночью, как бы далеко ни находился от этого родника, обязательно заверну сюда, чтоб прильнуть к нему и причаститься.

— Дай бог тебе здоровья! Правильное слово сказал — причаститься.

— Не угодно ли еще ковшик?

— Нет, в самый раз. А знаешь, этот ковшик как будто особый вкус придает воде.

— В самом деле, так. Дай бог здоровья тому, кто его изготовил… Шш! Слышишь! Служба в Цаишском монастыре!

— Смотри, сколько народу собралось! Наверное, сам Цаишели[3] сегодня служит.

— Ты ведь знаешь епископа Эквтиме?

— Немножко знаю.

— Ему уж за семьдесят. А глянешь на него — жеребец, и только…

— Внешность бывает обманчива.

— Твоя правда.

— Можно быть маленьким и сухопарым, да в этом деле способным.

— Опять же твоя правда.

— Почему же ты равняешь епископа с жеребцом?

— Да потому, что уже давно старик, а до сих пор так и зыркает глазами! Ни одной девушки не пропустит в своем приходе, ни одной мужней жены.

— Не может быть!

— Пусть я так жив не буду!

— Грех говорить такое о богослужителе, да еще о епископе!

— Знаешь, что я тебе скажу, батоно Парна! Другого такого верующего, как я, не сыщешь на земле, а вот некоторых богослужителей, прямо говорю, — не жалую. Да и не за что. Вот недавно у одного моего соседа азнаура[4] Мелитона Чхотуа ребенок заболел. Вызвали попа. Есть у нас один такой безбожный поп. Может, слышал? Маркозия Табагуа?

— Как же!..

— Бросил он бубенчики ребенку.

— Ну и что?

— Бубенчики упали крестиком книзу.

— Эх! Значит, грех был на ребенке.

— Так именно и сказал поп. Грех, мол, лежит на ребенке.

— А перед каким святым грех?

— Перед святым Георгием.

— A-а! В чем же мог ребенок согрешить перед святым Георгием?!

— Вот и я говорю…

— Ну и что же, что сказал ваш Маркозия?

— Святой Георгий, говорит, жертву требует!

— Какую?

— Корову.

— Уж будто и не хватило бы ему ягненка или козленка?

— Кому — святому Георгию или попу Маркозия?

— Ха-ха!.. Дальше, дальше! Спас ли святой Георгий бедного ребенка?

— Чтобы бог так спас твоего злейшего врага! Несчастный Мелитон сразу же выскочил из дому и привел корову. Другого такого неимущего азнаура нет в нашем краю! Поп быстро пробормотал несколько молитв над головой коровы, потом свечой выжег в пяти местах шерсть у нее на спине так, чтобы крест получился. И все это на скорую руку. Торопился плут, проклятая душа. Терпения, видно, не хватало. Под конец поп три раза обвел корову вокруг ребенка и тут же велел ее увести.

— Смотри ты! Ну, а потом, конечно, корове быстро оттяпали голову и поп начал молебен, не так ли?

— Как бы не так! Какой там молебен! Поп наспех что-то пробормотал и бросился наружу, чтобы коровью грудинку…

— …Спину, лопатку, сердце и печенки, филе, почки и селезенку отослать домой, не так ли?

— Ты еще забыл про голову и ноги, батоно Парна. Когда поп Маркозия вошел обратно в дом, ребенок уже кончился.

— Но ведь мясо поп успел отослать домой?

— Пусть на нем самом сгниет мясо. Успел, как же не успеть! Поздно догадался Мелитон, почему так спешил Маркозия. Другого такого разбойника-попа во всем Одиши не сыщешь. Этот проклятый не исповедает тебя, не благословит и молебен не отслужит, если заранее не заплатишь ему. Ни бога не боится, ни черта. Но всевышний каждому воздает должное.

— Как это?

— Да так, что с попом Маркозия такое стряслось, чего и врагу не пожелаю.

— Что же с ним такое стряслось?

— А то, что служил он месяц назад обедню…

— Ну и что?

— Один из молящихся шепнул другому, что, мол, в Анаклию прибыл турецкий торговый корабль. Услышал поп и спрашивает: верно, что пришел?

— Так во время обедни-то и спросил?!

— Ну да!

— Так он и впрямь не поп, а разбойник и кадж[5], этот ваш Маркозия Табагуа.

— А я что говорю? Пробубнит несколько слов молитвы, повернется и спрашивает: а почем стоит шерсть на турецком корабле?

— Ну и ну!

— Ему отвечают, он снова пробормочет какие-то молитвенные слова и опять спрашивает: а сукно почем? Потом снова побурчит-побурчит, и опять: а благовония почем, румяна почем, сахар почем, соль, лекарство от поноса…

— Чтобы понос разорвал живот этому богохульнику!

— Так в вопросах и ответах и провел всю обедню.

— Ну, а чего же народ терпит?

— Ты меня удивляешь! А кто у народа спрашивает?

— Дальше, дальше-то что?

— Ух, ну и голосище же у этого Цаишели! Что-то сегодня он надрывается. Наверно, подвыпил крепко. Он нашему попу Маркозия под пару.

— Это почему же?

— А вот почему. Когда Цаишели узнал о проделках нашего попа, он, понятно, рассвирепел.