Таёжная речка Акшинка - [9]

А сокол вернулся. Он покружил над лесом высоко-высоко и скрылся в расселине скалы.

Главный закон

За дальним бродом в таёжной чаще набрёл я на покосившуюся избушку. Росла у порога нетоптанная трава, мутны были стёкла маленьких окошек. В дверных петлях вместо замка торчала сухая веточка.

Я толкнул дверь и вошёл. Пыль лежала на полу. Пылью были покрыты крохотная железная печурка, широкая скамья, поленница дров, сложенная у стены в углу. А у другой стены стоял железный ящик. Его запылённая крышка была придавлена круглым камнем. Должно быть, надолго в тайгу ушёл хозяин избушки.

Отвалил я камень, открыл тяжёлую крышку ящика и увидел всего-то-навсего две жестянки из-под консервов, какой-то мешочек и спичечный коробок. Заглянул в жестянки — в одной соль, в другой сахар. Развязал мешок — в нём пшено. Удивился я, сложил всё назад, как было, захлопнул крышку и снова придавил её камнем. Может быть, хозяин избушки уехал отсюда навсегда? Наверно, новый дом себе построил. Перевёз туда всё самое нужное. А соль, спички, сахар и пшено забыл…

Вышел я из древней избушки, закрыл за собою дверь, вставил в петли сухую веточку и пошёл по тропинке в ту сторону, где на берегу Акшинки стояла наша палатка.

Возвращаться надо было мимо большой поляны, занятой соседним колхозом под овес. В забайкальской тайге всегда так — чуть отыщется в лесу полянка, ближний колхоз тотчас же занимает её под покос или под посевы. Вот и на той поляне рос овёс. Он уже поспел, и утром, уходя на охоту, я слышал, как в той стороне постукивает мотор трактора: тук-тук-тук-тук… «Тики-тики-тики-тики…» — откликались в траве глупые кузнечики. Когда я спустился с сопки и вышел на дорогу, меня окликнул какой-то человек:

— Эй, товарищ! Далеко ли до села?

Видно, шёл он долго и устал. Сапоги в пыли, пропотевшая рубаха выпачкана машинной смазкой.

— Километров двадцать, — ответил я.

— Ох, беда! — с досадой произнёс незнакомец. — Я и так уж, наверно, километров тридцать отмахал.

Вдруг он прислушался. Ветер донёс издалека постукивание мотора.

— Трактор, — сразу же определил он.

— Овёс на поле убирает, — подтвердил я.

Усталые глаза незнакомца оживились и заблестели.

— Может, и не придётся двадцать километров шагать? Свой брат, водитель, выручит.

Нам было по пути, и мы зашагали рядом. Незнакомец торопился и всё вглядывался вперёд: не завиднеется ли сквозь деревья поле. Фырканье мотора становилось всё слышнее, и вскоре мы увидели старенький трактор, который полз по полю, волоча за собой две сцепленные жатки.

— Эй, друг, постой! — закричал мой попутчик и бегом пустился к машине.

Я еле поспевал за ним.

— Ну что? — недовольным голосом спросил тракторист, чёрный от загара парень в выцветшей майке, к которой был приколот комсомольский значок.

— Выручай, друг! — взмолился прохожий. — У нас грузовик на броде застрял. Там недалеко покосы нашего колхоза. Ну, меня и послали утром за сеном. Ещё двое колхозников со мной. Сено, мы нагрузили, а как назад стали через речку перебираться, тут машина и засела. Мотор залило. Помоги. Тебе-то ведь на тракторе только один раз дёрнуть — и вытащишь.

— А далеко брод?

— На Урее. Рядышком.

К нам подошёл прицепщик — рыжий курчавый паренёк с облупленным розовым носом.

— Ничего себе — рядышком, — проворчал он. — Километров за двадцать. А с таким ходом и до заката не доедешь. Ты что же в свой колхоз не пошёл за помощью?

— До нас от брода километров пятьдесят, — объяснил шофёр. — Только к завтрашнему утру добрался бы. А завтра — сводка была — буря ударит. От нашего сена ни травинки не останется.

— Буря будет, — кивнул тракторист. — Мы вот тоже стараемся с рассвета. До темноты надо овёс убрать.

— Эх! — с отчаянием проговорил шофёр и сразу весь поник. — Пропадёт сено. Сколько корму коровам на зиму… Всё пропадёт…

Тракторист задумался. Он словно что-то подсчитывал и прикидывал в уме, прищурив глаза и оглядывая наполовину сжатое поле. Наконец он махнул рукой:

— Ладно, успеем. Отцепляй, Павел.

— Да ты что? — чуть не задохнулся прицепщик. — Овёс погубить хочешь?

— Говорю тебе — успеем, — сурово нахмурившись, повторил тракторист. — А человеку помочь надо.

Голос его звучал так непреклонно, что рыжеволосый Павел только пожал плечами и, что-то ворча себе под нос, начал отцеплять жатки.

Я простился со всеми и зашагал в лес. Тропа до маленького озерка была мне знакома, а оттуда до Акшинки — рукой подать. На опушке я обернулся и увидел, что шофёр садится в кабину рядом с трактористом. И ещё не успел я углубиться в лесную чащу, как услышал фырканье мотора. Трактор шёл к броду — вытягивать застрявший грузовик.

Весь вечер мы с Василием Васильевичем увязывали наши пожитки, чтобы не застала нас врасплох свирепая забайкальская буря, крепили узлы растяжек у палатки, глубже вбивали колья. А потом, уже в темноте, сидели у костра, пили густо заваренный чай и слушали, как высоко в ветвях лиственниц и берёз тоненько посвистывает, словно набирается сил, сердитый ветер — предвестник урагана.

К полночи ветер стал порывистым, шумным. Вокруг луны засветилось большое туманное пятно. И вдруг издалека донеслось знакомое постукивание мотора. Будто бы там, за лесом, у подножий мохнатых сопок билось чьё-то большое и сильное сердце. Так вот оно что! Значит, вернулся трактор с брода. Значит, загорелый тракторист-комсомолец решил без отдыха работать всю ночь, чтобы успеть до утра убрать колхозный овёс…