Сюрпрайз (Петербургские мосты) - [5]

— Не знаю, у меня такого нет. Я мало читаю. В смысле — книги мало. Больше интернет.

— Да-да, это тоже… Книги нас научили хорошему, доброму, вечному — чтению интернета. А впрочем, не берите в голову. Наговорил тут вам… Издержки профессии.

— А кем вы работаете?

— Я не работаю. Я на пенсии.

— Сколько ж вам лет?

— Пенсия по инвалидности.

Оля замолчала. Дальнейшие вопросы показались ей неуместными.

— Приезжаю иногда сюда, как на собственную могилу. Ой, простите, все это мрачно. Жизнь на самом деле прекрасна, и она полнится красивыми историями. Написанными вами или за вас кем-то другим. Знаете, моя мать любила здесь вот так же сидеть, — он снова наполнил стаканчик. — С сигаретой. Я как вас увидел, так вдруг подумал… Словом, глупость все это. Не берите в голову.

Он выпил, залпом. Оля тоже сделала глоток.

— Почитайте еще… — вдруг попросила она. — Что там было с этой Олей…

— Ну если вам хочется книжного вранья, то ради бога. — Он поставил стаканчик на лавку, снова открыл книгу, облизал губы. — И потом они сидели у спуска к Неве. Перед ними сводили Дворцовый, за ними — Троицкий. Легкая дрожь, от холода ли, от волнения ли. Ты меня будто ешь глазами. Будто ем. А ты? А ты?.. И я. И я… И слова уже были не нужны, потому что были руки, губы, мосты, синеющее небо. Слова были раньше, когда они лежали на тротуаре Невского, смотрели на самих себе в экране телефона — хотелось, чтобы снимок вышел резкий. Но не получалось, руки дрожали. Они торопили друг друга: скорей, а то нарисуется какой-нибудь страж порядка. И он в самом деле явился. А они, как будто это было в порядке вещей, попросили его сфотографировать их, лежащих на плитах тротуара. И он это сделал, а потом сказал, чтобы шли отсюда. И они ушли на набережную. Время петербургских ночей ведет себя странно, оно не течет прямолинейно и равномерно, подчиняясь графику разводки мостов. И вдруг оказывается, что давно рассвело, и такси уже вызвано, и нужно ехать домой, и таксист стоит у угла, отчего-то не решаясь прервать объятия.

Оля смотрела как шлепают полные губы этого странного человека, переводя написанное в слышимое. Вот так в детстве она следила за губами мамы, когда та читала ей книжки. В том самом детстве, когда Оля еще не думала, что сама она бледная тень, недокопия своей матери. Когда верила, что мама — это целый мир, большой, добрый и теплый. А мама читала ей на ночь, а она слушала про приключения других существ, закрывала глаза и притворялась, что засыпает. И мама осторожно закрывала книгу, поправляла одеяло, вставала и выходила из детской. И даже через закрытую дверь Оля слышала, что происходило в другой комнате. И ей казалось, что все это обман, все эти книжные существа. Не сами они по себе, а их явление в детской, с единственной целью, чтобы усыпить ее, Олю. И чтобы не слышать, она накрывала голову подушкой. А потом, когда чуть подросла, подушку сменили наушники. Быть может, с того самого вранья и не случилась в ней любовь к книгам, к этой пыли, как говорит этот…

Голос его сейчас стал ниже, еще тише и спокойней под действием новой порции коньяка:

— Он позвонил ей через несколько дней, совершенно не понимая зачем. Потому что если звонишь, то нужно что-то говорить. А слова — это всего лишь буквозвуки, преамбула, а через это они уже прошли, это уже исчерпало себя. И теперь время видеть легкую грусть в глазах, чувствовать теплоту рук. И Оля слышала невнятицу речи (привет, ты помнишь меня, да, помню, у меня хорошая память), понимая, что все, что было — это очередной обман, кто-то пошутил над ней и над ним, сведя их вместе, как сводятся под утро петербургские мосты…

Внизу в траве зазвонил телефон, бодро и упорно.

— Ваш? — спросил он, положив раскрытую книгу на лавку.

— Мой, — равнодушно сказала Оля.

— Я принесу.

Он допил коньяк и словно провалился в лестничный проем. Оттуда подмигнул Оле.

— Спасибо, — зачем-то сказала она.

Она слышала его шаги. Потом увидела, как он образовался внизу, под ней, как трясет найденным телефоном. Как скрылся за углом дома. Унося с собой звонок. Она снова взяла фотографию, посмотрела на оборотную сторону. Инна Кмит…

Вставила фотографию в ячейку окна, дотянулась до книги. Старая, пыльная. Прочитала название: «Строительство деревянных мостов». Ерунда какая-то! Причем здесь деревянные мосты? Открыла — на титульной странице совсем другое: Голсуорси. Сага о Форсайтах. Она снова посмотрела на обложку — деревянные мосты. Что за бред! И что же тогда он читал про петербургские мосты?.. У Голсуорси или посреди строительства деревянных мостов. Что-то путалось в ее голове.

Вдруг Оля услышала хлопок автомобильной двери. Увидела, что возле дачи стоит знакомый белый «БМВ». С этим хохолком на крыше. И аэрографической мордой барса на капоте. А рядом с трубкой у уха — Игорь. Откуда он здесь? Как он меня нашел?

Игорь кому-то звонил, ему не отвечали. Быть может, это она ему не отвечала? И в руках ее недавнего собеседника сейчас заходится бодрой мелодией трубка. Но ничего не было слышно. Где он там заблудился? Или дал деру с ее телефоном? Черт с ним, хотя телефон жаль.

Оля вступила на лестницу. Ее немного покачивало. Зачем она пила коньяк? Как теперь при ее боязни лестниц спуститься на два этажа. Что это был за морок? Уболтал ее этот крендель. Почему-то вспомнился Люськин принц. Она тряхнула головой, словно хотела вытрясти из себя этот дом, веранду, открытое окно, пыльную книгу Голсуорси про строительство петербургских мостов.