Сын леса - [6]

Чуть кровоточил палец, порезанный при шкурении. Алик отхватил ножом манжету новой рубашки — зачем летом длинные рукава? — присыпал рану золой и туго перевязал.

Пора было что-то делать, но не хотелось. Лежать бы вот так, рядом с мясом, дремать, снова есть и опять впадать в дрему, как хищнику в благополучные дни после удачной охоты. Алик с усмешкой подумал: «Угораздило же родиться человеком!» Нехотя поднялся, собрал рюкзак. Прихватить с собой ляжку или лопатку марала не решился: места были незнакомые, охота запрещена.

Наверное, в сознании каждого зверя есть представление об идеальном логове и об идеальном месте для него. Есть нечто необъяснимое в том, что заставляет медведя устраивать берлогу там, где никогда не выберет логово волк или рысь. За последние десять лет жизни в горах Алик строился трижды и каждый раз искал одно и то же: сухую поляну возле ручья, где лес и скалы. Распадок, куда он перевалил, вполне подходил для жизни и заработков, но Алик даже не стал спускаться вниз: прикинул сколько там можно нарезать эфедры, и пошел по склону к реке, чтобы ее берегом опять выйти к лагерю. Здесь лес был слишком далеко от устья ручья, а жить на солнцепеке среди колючих кустарников и осыпей ему не хотелось.

У реки Алик остановился возле каменного прижима. Козья тропа уходила вверх.

Но он не стал карабкаться по ней, а попробовал обойти прижим по воде. Выглянув из-за скалы, отпрянул назад: возле скотопрогонного моста стоял «уазик». Два казаха в гражданском курили возле машины, у одного на плече висел автомат Калашникова.

Не первый раз за день Алик выругался про себя: то ли места непутевые, то ли просто не везет… Скинул рюкзак, вареное мясо бросил в воду, штормовку с пятнами крови утопил в заводи и придавил тяжелым камнем. Он еще раз внимательно осмотрел штаны, рюкзак, сапоги и полез вверх по тропе. Его заметили. Автоматчик поднял ствол и крикнул по-русски:

— Стой!

Шофер вытащил из-за водительского сиденья еще один автомат. Из салона вылез пожилой азиат в милицейской форме. Алик по-волчьи всем торсом обернулся, сжал зубы и, сутулясь больше обычного, заковылял прямо на стволы, исподлобья поглядывая на вооруженных людей.

— Руки! — кратко скомандовал стриженый круглоголовый парень в сером костюме.

Алик показал мозолистые ладони и опустил их. Пожилой шагнул на мост, козырнул и на чистом русском языке представился:

— Майор Сегизбаев, начальник РОВДа.

— Травник Истинбетов! — в тон ему ответил чикиндист.

Головастик опустил автомат, зашел сбоку, ловко освободил задержанного от рюкзака, ощупал одежду, даже голяшки резиновых сапог, повертел в руках бритвенной заточки складной нож — не придерешься, такой в любом магазине купить можно. Майор внимательно изучал документы. Даже оттиск печати на договоре вычитал.

— Какой дурак тебе паспорт выписал?

— Знал бы того ишака, сам бы в глаз плюнул, — ответил чикиндист с самым серьезным видом.

Майор вперился взглядом в глаза задержанного. Тот выжидательно выдержал этот взгляд.

— Смотри! — начальник насмешливо протянул паспорт круглоголовому. — Истинбетов Алик Кошибаевич — русский! — Ткнул пальцем в раскрытый документ.

— Говорят какой-то пьяный чабан Кошибай меня в лесу нашел и в приют сдал…

Будто его об этом просили! — настороженно пошутил Алик, проглотив оскорбление.

— Ладно! Где оружие? — спросил майор, как бы между прочим, снова опуская глаза к документам.

— Не имею! — так же коротко ответил Алик.

— Врешь! Мы возле твоей палатки патроны нашли. — Промахнулся майор: патронов у Алика не было.

— Что молчишь? — резко вскинул он глаза.

— Я патронов в палатке не оставлял.

— А где оставил?

— Ищите…

— Почему кровь на рукаве? — схватил его за руку Круглоголовый.

— Палец ободрал на осыпи, — злорадно сунул майору под нос руку Алик.

— Врешь, да возиться с тобой некогда, — майор нехотя вернул документы.

Алик сунул их в карман, старательно заколол его булавкой, стал собирать в рюкзак разбросанные по мосту вещи и продукты. Обыскали его умело и на совесть.

— Проходил здесь кто-нибудь? — дружелюбней спросил майор. — Может что заметил? Кассира на ферме парень вроде тебя застрелил и ушел в горы.

Стволы автоматов с кривыми обоймами смотрели в землю, по-свойски болтаясь на плечах водителя и круглоголового. Последний даже подмигнул:

— Дело серьезное! Может быть, вчера что заметил? Должен же ты нам помочь?!

«Помоги вам, — подумал Алик, — потом затаскаете». И все же клюнул на байскую ласку, поганенько скривил рот в ответной улыбке, был бы хвост — непременно вильнул бы им, и ляпнул:

— По этой дороге двое прошли вверх: мужчина и женщина.

— Во что одеты? — впился в него глазами майор.

— Он в клееных сапогах сорок второго, она в кроссовках.

— Как одеты, спрашиваю? — нетерпеливо перебил майор.

— Я только следы видел!

— Откуда знаешь, что женщина? Может подросток?

— Так аккуратно ступают только городские женщины…

— Так, так! — процедил Круглоголовый, и черные раскосые глаза его снова подернулись ненавистью: — Ничего не видел, ничего не знаю… Мы на дороге никаких следов не заметили, а он по походке горожан от аульных отличает…

«Дур-рак!» — выругался про себя Алик, багровея и опуская глаза. Закурил, отвернувшись от сверливших его взглядами.