Сын леса - [8]
Проснулся Алик поздно. Торопливо вылез из палатки, развел костер, повесил над огнем котелок и стал укладывать рюкзак. Ночлег на хребте, через который он собирался перевалить в другой приток Байсаурки, не привлекал: спальник был ветхим и палатка потрепанной. Переход же предстоял, должно быть, долгий и нелегкий.
Алик так и не дошел до верховий речки. Он не выбрался еще из зоны леса, а солнце уже покатилось к западу. Слева в речку впадал ручей, устье которого заросло барбарисом. Узкий вход в распадок в любом случае должен был вывести к альпийским лугам, а там уже проще сориентироваться, где и как спуститься в соседнее ущелье… Была не была! Алик три раза плюнул через плечо, застегнул на все пуговицы штормовку и стал продираться сквозь колючий кустарник.
Падь оказалась крутой, как каньон, и извилистой. Много лет назад ее склоны обрушились, скорее всего, от землетрясения, обнажившись жесткой сухой глиной с мелкими острыми, как щебенка, камнями. Возле воды склон был скользок.
Каждый шаг давался с трудом. Солнце давно ушло. В пади посмурнело. Желудок посасывало, напоминая, что вечер близок.
Наконец оползни кончились, падь постепенно расширялась. Справа были скалы и осыпи, слева травянистый склон. Кто бы мог подумать, что у этого мелководного ручейка такое длинное ущелье?! На первой же лужайке возле воды Алик остановился. Место было неуютное, открытое, но и здесь ночлег приятней, чем на продуваемом хребте.
Он бросил рюкзак на землю, покрытую мхом и травой. Огляделся, прошел вперед. Часто бывало, разбивал лагерь где попало, а в ста метрах — отличное место. За скальным прижимом открылась целая панорама: лесистый склон, слишком крутой, чтобы ночевать на нем, болотистая долина. Ручей раздваивался: один приток ниткой водопада скользил по скале, другой уходил в каньон с отвесными гранитными стенами. По этому каньону, скорее всего, можно было выбраться к куполу на хребте.
— Вот тебе и маленькая падь! — присвистнул чикиндист.
Прикинув, где будет удобней завтра подняться на хребет, он вернулся к рюкзаку, натаскал сушняка для костра и поставил палатку, закрепив растяжки камнями. В сумерках заварил чай. Ужин готовить не надо — оставалась печеная рыба. Места были укромные, без тропы. Оттого спокойно было на душе.
Проснулся Алик опять поздно: палатка нагрелась от солнца. Он лениво вылез на поляну, жмурясь, потянулся. Сбросил рубаху, зачерпнул воды в котелок и развел костер. Поплелся опять к ручью, поплескал в лицо холодной водой… Вдруг подобрался, резко выпрямился и насторожился от странного звука: будто палкой ударили по подушке. Обернулся — палатка завалилась, шнур растяжки был порван.
Капли воды еще висели на небритом подбородке. Алик лихорадочно соображал, что произошло. Вдруг котелок сорвался со своего места, плеснув водой в огонь, забренчал, всем законам вопреки катясь вверх, к осыпи. На его черном боку белела продолговатая вмятина. Выстрелов слышно не было, но явно стреляли с той стороны, где над скалой висело солнце.
— Эй ты, козел! — закричал Алик. — Чего тебе надо? — В ответ котелок, дернувшись, звякнул еще раз, и в воздухе порванной струной запела пуля, отрикошетившая от камня. Ругаясь, Алик стал сворачивать палатку, укладывать вещи в рюкзак: его прогоняли. Стрелок терпеливо ждал. Взвалив поклажу на плечи, чикиндист двинулся вверх по пади. Раздраженно завыли три пули, пущенные одна за другой в скалу перед ним. По шлепкам и промежуткам между выстрелами Алик понял, что стреляют из мелкокалиберной винтовки. Повернув назад, он полез вверх по осыпи. Пуля шлепнулась впереди, в зеленый клочок земли.
— Черта лысого! — прохрипел Алик, упрямо поднимаясь на склон: — В обратную сторону все равно не пойду!
Стрелок хотел заставить его вернуться тем же путем, которым он пришел.
Будто засомневавшись, он выпустил еще одну пуля и нехотя согласился с упрямым путником. Не отдыхая, Алик вылез на скалистый отрог хребта. Солнце висело уже высоко и не мешало смотреть в ту сторону, откуда стреляли. Он вытер рукавом пот с лица, вытащил бинокль и стал внимательно разглядывать противоположный склон: скалы, пятаки еловых колков. Где-то там прятался стрелок и наблюдал за ним. Их разделяло километра полтора — попасть в него из мелкокалиберной винтовки с такого расстояния было невозможно. Алик встал в полный рост, надеясь спровоцировать стрелка на выстрел. Но стрелявший затаился.
Можно было пройти по верхам отрога к водораздельному хребту и спуститься к ручью, который он видел снизу вчера. Можно, скрываясь за скалами, выбраться к куполу той самой Чертовой башни, возле которой приземлялся вертолет, а уже оттуда спуститься по каньону, в который его не пустили утром. Но был уже полдень, хотелось пить. Стоило ли именно сейчас лезть под пули из любопытства?
Стрелок мог быть заскучавшим шутником или сборщиком мумие, не желавшим раскрывать свои места. Но мог и убить.
Алик закурил, сунул бинокль в рюкзак, посидел на теплых, нагретых солнцем камнях и стал спускаться в ущелье Байсаурки.
Прошел день и другой. Настроение было паршивым. Не принимала Алика территория. Но снаряжение, продукты были уже заброшены, и все в долг, под будущие заработки. По-хорошему, нарезать бы машину травы и бежать отсюда.
Первая половина XVII века. Русские первопроходцы — служилые люди, торговцы, авантюристы, промысловики — неустрашимо и неукротимо продолжают осваивать открывшиеся им бескрайние просторы Сибири. «Великий Тёс» — это захватывающее дух повествование о енисейских казаках, стрельцах, детях боярских, дворянах, которые отправлялись в глубь незнакомой земли, не зная, что их ждет и вернуться ли они к родному очагу, к семье и детям.
Дойти до конца «Великого Камня» — горного хребта, протянувшегося от Байкала до Камчатки и Анадыря, — было мечтой, целью и смыслом жизни отважных героев-первопроходцев. В отписках и челобитных грамотах XVII века они оставили свои незатейливые споры, догадки и размышления о том, что может быть на краю «Камня» и есть ли ему конец. На основе старинных документов автор пытается понять и донести до читателя, что же вело и манило людей, уходивших в неизвестное, нередко вопреки воле начальствующих, в надежде на удачу, подножный корм и милость Божью.
1610-е годы. Только что закончилось на Руси страшное десятилетие Великой Смуты, избран наконец новый московский царь Михаил, сын патриарха Филарета. Города и веси Московии постепенно начинают приходить в себя. А самые непоседливые и отважные уже вновь устремляют взоры за Уральский Камень. Богатый там край, неизведанные земли, бесконечные просторы, одно слово — Сибирь. И уходят за Камень одна за одной ватаги — кто налегке, кто со скарбом и семьями — искать себе лучшей жизни. А вместе с ними и служивые, государевы люди — присматривать новые угодья да остроги и фактории для опоры ставить. Отправились в Сибирь и молодые хоперские казаки, закадычные друзья — Пантелей Пенда да Ивашка Похаба, прослышавшие о великой реке Енисее, что течет от Саянских гор до Студеного моря, и земли там ничейной немерено!..
Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цикл Тяншанские повести. Три повести этого цикла: «Байсаурская бестия», «Сын леса» и «Чертов узел» — объединяет одно место и время действия, одни герои.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Цикл Тяншанские повести. Три повести этого цикла: «Байсаурская бестия», «Сын леса» и «Чертов узел» — объединяет одно место и время действия, одни герои.