Сын леса - [19]

Вдоль стоек тянулся длинный стол из досок, покрытый пластиком. На полке, прикрепленной к скале, поблескивал дорогой стереомагнитофон с усилителем, с большими колонками. Несколько изящных кресел стояли вдоль стены. Их было шесть, а седьмое, еще не обтянутое обивкой, стояло в дальнем углу. Если бы не оно, Алик никогда не догадался бы, что кресла самодельные. Он подвинул одно из них к камину, сел, разложив у огня сапоги, развесив портянки. Они запарили.

Как всякому бездомному человеку, ему часто приходилось жить в чужих домах и семьях. Он легко приспосабливался к незнакомым людям и обычаям, быстро усваивая, какая роль ему отведена. Подавив невольное смущение, он раскованно, почти нагловато, вытянул босые ноги, вытащил из кармана помятую сигарету, закурил, обдумывая странное свое положение. Прошло минут пять. Алик бросил окурок в огонь, бесшумным плевком цыкнул за каминную решетку. Над его головой скрипнула лестница, зацокали женские каблучки. Алик задрал голову, увидев черное платье, голые ноги, сдернул теплые портянки и засунул их в сапог.

Куртка валялась у ног. Повесить ее было некуда.

С лестницы спустилась молодая женщина в платье с длинными рукавами, с глухим кружевным воротничком. Модная стрижка, подкрашенные глаза. Алик встал: не из вежливости — это получилось само собой. Он узнал ту, которую встретил на берегу озера и оторопело уставился на нее.

— Здравствуй! — болезненно улыбнулась она, и Алик засомневался: да та ли это загадочная незнакомка, до сих пор являющаяся в снах? Ее глаза были не то чтобы холодными или безразличными, они были пустыми.

— Подвинь кресло. Пожалуйста.

Алик поставил у огня второе кресло, тоже сел, застенчиво улыбнувшись. Этого он не хотел, так как передние зубы были поколоты в драках и дочерна прокурены.

— Меня зовут Аня, — выталкивая из себя каждое слово, вымученно сказала она: — а тебя?

— Алик!

В ее глазах появилась какая-то мысль, она обернулась, принуждая себя внимательно взглянуть на гостя:

— Альберт или Олег?

— Алик! — глупо хихикнул чикиндист, радуясь, что появился повод для разговора. — Так и записано в паспорте. Всех нормальных детей в капусте находят, а меня чабан Кошибай в лесу нашел… На морду глянул — ни мамбет, ни орыс, ну и сдал в приют…

Старое, отработанное вступление обычно вызывало к нему интерес слушателей.

Алик уже раскрыл рот, чтобы «молотить» дальше о своей удалой доле… И озадаченно закрыл рот. В глазах Анны не было ни искорки интереса к нему. Алик осекся — ничего общего не было между этой и той, возможно приукрашенной воображением, женщиной, которую он встретил на озере. Мгновенная растерянность сменилась злостью. Что-то дерзкое уже клокотало в его горле. К счастью, дверь распахнулась и вошел Виктор с румянцем во всю щеку, скинул ботинки, босиком прошел по залу, подхватив обувь. Алик с удовольствием отметил, что поступил со своими сапогами правильно и свободней зашевелил большими пальцами ног.

— Лапы у тебя, как у медведя! — сказала Аня.

— Все детство босиком, — глядя на широкие ступни, буркнул Алик.

Виктор подошел к камину, положил руку ему на плечо:

— Потом наговоритесь. Баня готова. Пойдем, покажу, где будешь жить, — во взгляде, в усмешке и в этом жесте была либо предопределенность будущей связи между Аликом и Анной, либо Виктор знал о том, что произошло у озера.

Гость встал, подхватил куртку и сапоги, он был рад, что товарищ оборвал неловкую встречу. Но в душе саднила какая-то обида. Он молча зашлепал вслед за Виктором босыми ногами по ступеням лестницы. Аня сидела у огня не шелохнувшись, будто не заметила его ухода.

— Что она такая? — спросил Алик.

— Отличная женщина, — улыбнулся Виктор. — Рекомендую… Но заскоки бывают, — вдруг мотнул головой с похолодевшими глазами: — Где их взять, баб без заскоков? Пройдет.

На втором этаже узкий, как на кораблях, коридор делил помещение на две половины: четыре комнаты в одной, три — в другой. Слышно было, где-то в конце помещения, за переборкой, шумели дети.

— Вот твоя комната, — толкнул легкую дверь Виктор.

Узкая, как каюта, каморка. Дверцы шкафа в стене, между ним и топчаном проход в полметра, узкое и длинное, как в камере, оконце под потолком. Алик открыл фанерную или картонную дверцу — пусто. Бросил в шкафчик куртку и залатанный свитер, увидел надпись, откинул дверцу так, чтобы на нее падал тусклый свет окна и успел прочесть нацарапанное на деревянной планке шариковой авторучкой: «Ментуете, суки». Снова появился Виктор, в шлепанцах, уже голый по пояс, хорошо сложенный.

— Пошли?

Алик взглянул на него и сбросил грязную рубаху. Они спустились в зал. Аня, сидя в той же позе, даже не обернулась.

По обе стороны от двери, через которую Алик впервые вошел в жилое помещение, были еще две узкие и низкие двери. Вошли в левую. Просторная прихожая с цинковым корытцем у стены, три медных крана над ним, как в казарме. Виктор скинул с себя всю одежду, распахнул следующую дверь. Теплое облако пара вырвалось из-за нее и растеклось по потолку.

Алик оглянулся, разыскивая крючок, — не нашел. Тоже скинул одежду, бросил на облупившуюся стиральную машину и шагнул следом.