Свидания в непогоду - [84]

Шрифт
Интервал

Выйдя из вагона с небольшим чемоданом, Тугаев встал в очередь у автобусной остановки: до районного центра оставалось еще два с половиной километра. Наметанный глаз его отметил, что новый березовский вокзал достроен и уже отделывается. Это была профессиональная привычка наблюдать для того, чтобы сравнивать, и сравнивать для того, чтобы людям, к которым он обращался, были понятней перемены в окружающей их жизни.

В райкоме партии Тугаева знали давно и встретили как старого знакомого.

— На вас есть у нас три заявочки, — говорил ему заведующий отделом. — В Моторном речники и поселковый Совет просят, промкомбинат интересовался. Народ помнит вас, Степан Федотыч… Но нам хотелось бы еще нашу глубинку обслужить.

— Где это?

— Горы, — сказал заведующий и двинул пальцем по верхнему краю висевшей за спиной карты.

— Горы? Давайте сюда и Горы, — согласился, не раздумывая, лектор. — Давно собираюсь туда добраться!

— И еще бы «Новинский», Степан Федотыч, — добавил, соблазненный его сговорчивостью, заведующий. — Там совсем рядом…

Тугаев прищурился на него в добродушной улыбке:

— Хитер, товарищ, ай хитер!.. Ну, если рядом — давайте и «Новинский», куда ни шло!

Вечер он провел в беседах с райкомовцами, внимательно полистал подшивку районной газеты, узнав для начала, что нового и у моторнинских речников и у горских хлеборобов. А утром другого дня, перекусив в чайной, завернул в деревянный домик на площади, где находилась районная метеослужба. Дежурный синоптик, заглянув в сводку, сообщил ему, что ближайшие два-три дня ожидаются пасмурными, ветер — столько-то баллов, скорость — такая-то, но затем, видимо, надолго установится ясная погода.

— Вы насчет сроков вспашки? — заинтересовался под конец дежурный.

— Пожалуй, так, — сказал Тугаев и вышел на площадь.

«Вот и отлично, привезу людям добрую весть», — думал он, смело шлепая по лужам в резиновых сапогах, которые всегда брал с собой в распутицу.

У подъезда райкома среди нескольких постоянно торчавших здесь машин, стояла кремовая райкомовская «победа» на высоком шасси. Все отъезжающие были в сборе, ждали Бродову, второго секретаря, — она должна была ехать через Моторное в город.

В машине сидели знакомая Тугаеву сотрудница районной газеты и девушка в легком платочке на голове и в ярком малиновом пальто. Никто, кроме Бродовой и сотрудницы газеты, бывшей учительницы из Гор, не знал, что это была Валя Ковылева, приезжавшая в Березово по своим делам. Павлуша, шофёр, копался в моторе. Незавязанные наушники его шапки трепыхались, как крылья птицы на взлете. Рядом, с планшеткой в руках, стоял инструктор райкома, чернобровый парень из демобилизованных, которого Тугаев знал только по имени: Вася.

Пришла Бродова, плотная круглолицая женщина в кубанке, а Павлуша всё что-то прощупывал в моторе.

— Что у тебя там? — спросила Бродова.

— Зажигание хандрит, Анна Петровна.

— Где же ты был раньше?

— И раньше здесь был, — с бездумной лихостью отозвался Павлуша. — Старушку-то в ремонт сдавать пора. Доездимся!

Ничего не ответив, Бродова полезла на переднее сиденье. Расселись и остальные. Невысокого и узкоплечего Тугаева сжали так, что трудно было шевельнуться, и всё равно места не хватило: Вале пришлось сидеть бочком, у самой двери.

Павлуша включил мотор, но, прежде чем ехать, оглянулся, сказал неодобрительно:

— Перегруз. На одну нештатную единицу.

— Не первый раз, — сказала Бродова. — До Отрады дотянем, а там Вася сойдет.

— Я могу выйти, — смутилась Валя и нерешительно подалась вперед, но Бродова остановила ее и коснулась плеча Павлуши:

— Трогай!

«Победа» развернулась и, набирая скорость, выехала на моторнинское шоссе. В ветровом стекле, приближаясь, развертываясь вширь, поплыли холмы, леса. Линия горизонта то подскакивала к верхней кромке стекла, то вдруг стремительно падала под колеса.

Дорога всегда молодила Тугаева. Грунтовая, изрытая колеями; асфальтированная, глаже скатерти летящая навстречу; стиснутая сугробами или поросшая травой полевая, — она волновала его необозримостью земной жизни. Толпятся и уходят прочь перелески, рябят в глазах сахарные головы столбушек, натыканные по обочинам на скатах, блеснет озеро в малахитовой чаше холмов, встречный ветер кинет в лицо пригоршню лесных ароматов, а она всё бежит и бежит в загоризонтные дали. Сколько впереди незнакомых пространств, сколько людей, с которыми хотелось бы встретиться!

Подъем. Павлуша переключает скорость. Стучат шестерни, подвывает мотор, дорожных спутников отбрасывает назад. Они смотрят по сторонам, говорят о своем, и Тугаев узнает новости, напоминающие ему о непрерывности людских дел. Какой-то Головин из совхоза «Отрада» обязался откормить четыре сотни свиней, а механизатор Никитенко вывез на свой участок все компосты… В глубине березовского пейзажа, прихваченной сиреневой легкостью, показываются поселки, издали без признаков движения и безмолвные, словно нарисованные на полотне. Где-то там Головин трудится на ферме или, может быть, вышел подышать свежим воздухом и вот сейчас глядит, как блеснула на горизонте машина, не ведая, что сидящие в ней люди поминают его добрым словом. Вон взбирается на горушку трактор с прицепом, водитель перегнулся с сиденья, смотрит под гусеницы. Не этот ли Никитенко?


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».