Свидания в непогоду - [83]

Лопатин тяжело, со скрипом, отвалил от стола. Помедлив, справился у Лиды:

— Яшка не здесь ли?

— Тут, кажется, Михаил Петрович.

Оставляя на полу ошметки глины, Лопатин прошел через сенцы в противоположную дверь.

Узкая комнатка с одним окном была и курилкой, и фойе горского клуба. По стенам висели плакаты, красные щиты с обязательствами совхоза. Всё было, новенькое, свежее, включая последнюю сводку по надоям. «Молодец Яша», — подумал Михаил Петрович, и на сердце его отлегло.

Следующая комната солидно именовалась в Горах зрительным залом. После вчерашнего киносеанса окна в ней оставались плотно занавешенными. Полумрак рассеивался лишь в глубине, у помоста, где байковая занавеска наискось приоткрывала окно.

На помосте, за широким столом, сидел, пригнувшись, парень в пальто и в сдвинутой на затылок барашковой шапке. Это и был Яша Полетаев, заведующий горским клубом и секретарь комсомольской организации.

Заслышав знакомое поскрипывание, Яша привстал, оглянулся:

— Здравствуйте, Михаил Петрович!

— Здоров, здоров, — ответил Лопатин.

Путаясь между скамьями, он поднялся на помост, неторопливо осмотрелся.

На заляпанном чернилами столе грудились пузырьки с цветной тушью, кисти и ручки со стальными, похожими на лопаточки, перьями. Топорщился изнанкой кверху кусок обоев. «Сегодня в клубе, — сообщала написанная на нем сверху строчка, а все остальное поле — от края до края — занимала цепочка пламенеющих дальнобойных букв: — ТАНЦЫ».

— Когда это?

— Завтра, Михаил Петрович.

— Отставить!

У Яши странно дернулась и побледнела щека, обращенная к Лопатину. Заметив это, Михаил Петрович вздохнул и рассказал о предстоящем приезде лектора.

— Бери бумагу. Пиши.

Яша сосредоточенно вырвал листок из блокнота, не садясь написал под диктовку текст объявления о лекции.

— Да одного будет мало, — говорил Михаил Петрович. Выставив руку, он стал загибать короткие, с широкими ногтями, пальцы: — Сюда, у конторы, это раз. На Касимово, свинаркам, — два. Трактористам — три. За стариков я не боюсь — эти будут, а ты вот давай комсомолию мобилизуй… Из обкома, друже, не как-нибудь!..

Яша молча теребил конец шейного платка.

— Вот так-то, — сказал Михаил Петрович и участливо положил руку на его плечо. — А насчет танцев поменьше бы надо. — И, глядя в упор на приунывшее лицо Полетаева, спросил неожиданно: — Валюшка-то чего здесь болтается?

— Где здесь? — нахохлился Яша.

— Рассказывай! Под боком сидит, у Лидушки.

— Я почем знаю.

— Будто… Невест, Яшенька, не танцульками надо завлекать. Пустое это дело!.. Ты организуй вечер молодежный. Например: «Кто не работает, тот не ест». Или «В чем наше счастье».

— В чем оно? — Яша достал портсигар с Медным всадником на крышке, закурил, горько выдохнул с дымом: — Не хочет она здесь оставаться, Михаил Петрович.

— Знаю. Однако и ехать не решается… Дай-ка побалуюсь.

Яша снова щелкнул портсигаром, зажег спичку.

— Я и то диву даюсь, — рассуждал Михаил Петрович, пыхнув, не затягиваясь, дымком. — Работа? Выбирай любую, по вкусу. Опять же климат… Ну, и женихи будто на уровне.

— Бросьте шутить, Михаил Петрович.

— А я не шучу… Нет, Яша, вздохами тут, видно, не поможешь. Ты ее, уж коли на то пошло, постарайся не танцульками, а делом привлечь. Пусть вон хоть библиотеку приведет в порядок…

Смяв недокуренную папиросу и еще раз напомнив Яше о лекции и объявлениях, Михаил Петрович направился к выходу, Яша вдруг сорвался за ним, схватил за рукав:

— Михаил Петрович! Только, пожалуйста, между нами.

— Нет, вот сейчас с «верхушки» всем объявлю, — качнул головой Михаил Петрович. — Эх вы, молодо-зелено!..

Глубокая, уплывающая в синеву даль распахнулась перед ним с крыльца. Свежий ветер играл на просторе. Пахло прогреваемой, парящей под солнцем землей, талым снегом.

Отсюда, с «верхушки», заметней всего были перемены в природе. Снег всюду отступал, оставляя в укрытиях хилые арьергарды. Он уже не блестел на солнце, не искрился здоровьем, как в зимние месяцы, а истощал и был точно присыпан пеплом.

Кругом, как всегда в эту пору, преобладали серые краски, краски линьки и обновления. Серыми были кустарники и холмы, лед на Жимолохе и дома Ореховки, соседней деревни, раскинувшейся в низине, по ту сторону реки. По накатанной дороге через реку шел малец, а может быть и взрослый, — издали Михаилу Петровичу трудно было различить. Местами на дороге голубели разливы проступившей из-подо льда воды, — пешеход топал по ней как ни в чем не бывало.

— Рисково, — сказал вслух Михаил Петрович. — Вот-вот тронется Жимолоха…

Он надвинул шапку на лоб и, выставляя вперед палку, спустился с крыльца.

2

В Березово электричка пришла днем. Почти всю дорогу Степан Федотыч Тугаев смотрел, оправляя очки, в окно вагона. Всё было знакомо ему по прежним-поездкам, и вместе с тем всё казалось необычным.

Он видел по-весеннему темную землю, островки снега, прореженные голизной перелески, и думал, куда на этот раз забросит его беспокойная должность.

Тугаеву было уже за пятьдесят. За годы работы лектором обкома партии он повидал всякое. Приходилось добираться до отдаленных колхозов в кузовах грузовых машин, мерзнуть в розвальнях, глухими ночами ожидать на полустанках поезда, но ему нравилась эта полубродячая жизнь, и когда где-нибудь в завалящем клубе люди слушали его, плотно сидя на скрипучих скамьях, он чувствовал себя вполне вознагражденным за дорожные невзгоды.