— Никогда бы не подумал,
что ты еще и поэт, — удивился Гаврилов.
— Да какой я поэт, так,
один только стишок сочинил, и всё. Я его даже никому, кроме жены, не читал,
стеснялся. Думал, смеяться будут. А теперь вижу, что я его про себя, оказывается,
сочинил. Хочешь, прочту?
— О чем ты спрашиваешь,
Хамзат, конечно хочу.
Хамзат пошевелился,
чтобы сесть поудобнее, и поморщился от боли. Он потупил взор, как бы
припоминая, а потом, подняв голову, посмотрел на Гаврилова и как-то виновато,
по-детски улыбнувшись в бороду, сказал:
— Только ты не смейся
надо мной, я же не поэт.
— Да я, Хамзат, и
строчки не смогу сочинить, так что давай, мне хочется услышать твое
стихотворение.
— Ну ладно, раз хочется,
тогда можно, — сказал как-то неуверенно Хамзат и тихим голосом начал
декламировать:
Свет золотой луны
Падал на склоны скал.
Под звуки небесной зурны
Здесь умирал аксакал.
Кровь запеклась на
камнях,
Словно черное горе
вдовы.
А в застывших навеки
глазах
Свет золотой луны.
Вновь надолго воцарилось
молчание между друзьями.
— А ты знаешь, Хамзат,
очень даже неплохо. Мне понравилось.
— Наташе тоже
понравилось, я ей в день свадьбы его прочитал.
Хамзат почувствовал, что
все внутри у него горит, а нарастающая боль стала пульсировать в висках. Вдруг
он с удивлением заметил, что луна стала приближаться к нему. Когда она подошла
совсем близко, Хамзат разглядел, что это вовсе не луна, а его любимая жена.
Наташа смотрела на него, и лицо ее озаряла радостная улыбка.
«Чему она радуется?» —
подумал в недоумении Хамзат. Но тут он почувствовал, как боль стала уходить, и
его тоже охватила радость. Боль ушла совсем. Больше не было боли и было очень
легко на душе, потому что Наташа была рядом.
Хамзат молчал, он
боялся, что если заговорит, то Наташа может исчезнуть. Жена протянула ему руку.
Он взял ее, и Наташа потянула его к себе. На удивление, Хамзат вдруг без всяких
усилий встал. Не выпуская руку жены, он спросил:
— Ты возьмешь меня с
собой?
Она молча кивнула ему, и
они оба вдруг, легко отделившись от земли, устремились ввысь...
* * *
— Тебе надо было не на
исторический, а на литературный факультет поступать, — прерывая затянувшееся
молчание, сказал Гаврилов.
Ему никто не ответил. Он
повернулся к другу. Мягкий свет луны освещал улыбку на застывшем лице Хамзата и
отражался нежно-золотистым блеском в его широко открытых глазах.
