Суздальский варяг. Книга 1. Том 1. - [85]

– Он хотел взять под свою волю весь путь из грек в варяги, изгнать кочевников с низовьев Днепра. И стала Русь обладать двумя великими градами, один на севере, другой на юге. Грады эти полнятся людьми, торговля процветает, грады богатеют. Счастлива была судьба Киева и Новгорода, когда Русь была единой. Сейчас князья рвут Русь на уделы, не разумея того, что Новгород не может существовать без Киева, а Киев – без Новгорода. Что головой-то качаешь, посадник?

– Жутко становится. И не столько оттого, какую судьбу прочишь Руси, а потому, что говоришь ты правду, очевидную для всех, но все будто разом ослепли. Смотреть правде в глаза не каждый может.

– Слушай далее. Теперь Смоленск и Новый Торг становятся населёнными и богатыми градами. Почему? Да потому, что стоят они на средокрестии великих торговых путей.

– Но это давно известно. В чем же сокровенное?

– Ростов, как ни смотри, остаётся в стороне от гостинцев, и никогда ему не сравняться ни с Новым Торгом, ни со Смоленском. А я хочу перенести свой двор на Ламу…

– Эко ты как! Ужель хочешь стать вровень со Смоленском? Тебе же не позволят сего содеять ростовские мужи. Вроде говоришь ты всё верно, но что-то не то затеял.

– Да, да, на Ламе узелок торговых путей! – восторженно утверждал Иван. Но вдруг как-то смяк, и неуверенно произнёс: – Вот только не ведомо, чья там земля, то ли Смоленска, то ли Ростова. Одно радует: теперь Смоленск и Ростов отчинные земли князя Владимира.

– Ишь ты! Уже всё за князей решил. Святославичи иначе думают. Ты, Иван, воистину мечтатель. Доживём ли мы с тобою, когда по всей Руси воцарят мир и спокойствие?

– А ты слушай, слушай, потом будешь меня укорять и нарекать мечтателем. На таких мечтателях земля держится. Понимаешь, в чём незадача: ростовские мужи не хотят мне помогать, видя суть не в бесполезности моей затеи, наоборот, они боятся возвышения моего села. Помех не творят, но и не помогают. А одному мне с моей затеей тяжко приходится. Вот ежели б ты меня понял, да князю слово за меня молвил, глядишь, с княжьей помощью дело-то скорее пойдёт. Поперёк Ростова я не встаю, но ежели бояре не хотят, не могут видеть далее своего носа, то пусть и живут себе, как жили. Котороваться с ними не собираюсь. Моё село ближе к средокрестию главных гостинцев и, как бы ни упирались ростовцы, но я буду причастен к движению товаров. Надо лишь дать толчок сему делу. Почему Смоленск и Новый Торг могут пользоваться таким положением, а я не могу? Всё было б иначе, если б ростовцы поддержали меня. Давно бы уже переклюкали и Новый Торг, и Смоленск. Нынче Ростов в руках тысяцкого Буты Лукича и его ближайшего советника протопопа Иакова. Но против воли передних мужей они не пойдут.

– Это я уже почувствовал, матёрые в Ростове вятшие мужи. К ним нужен особый подход.

– Днесь у меня дружба с Бутой. Дай Бог, чтобы она не кончалась. Будет ли такая дружба между нашими детьми? Как они будут жить, когда мы уйдём в мир иной? Вот и хочется, чтобы моя отчина, моё Кучково меньше зависело от Ростова. Ростовцы это чувствуют, потому и приходится мне особняком стоять.

Симоныч досадливо покачал головой.

– Как бы ты ни тщился, а всё одно будешь зависеть от ростовцев. Ростов – стольный град волости, и этим всё сказано.

«Однако Иван перед трудностями голову не склонит. Не будет он ни из страха, ни по доброте души гнуть выю перед сильными мира сего. И во мне он желает видеть лишь сподвижника. Но это не от гордыни, а от потребности творить дела великие. Если б не было на земле таких неуёмных, скучно было б жить. Благорасположенностью Ивана ко мне надо дорожить», – думал Симоныч, глядя на вошедшего в азарт Ивана.

– Вот и не хотят ростовцы мне помогать. Словом, ни себе, ни людям.

– Может, плохо объяснил? Не увидели они своей корысти в твоих помыслах.

– Тут и разъяснять нечего, любому невегласу ясно, как пойдут непрерывно купецкие обозы через Ростовскую землю, будет богатеть наша отчина. В каждом селе храмы поставим, а в каждом граде-пригороде по каменному храму. Святой край Ростовский под десницей Богородицы! Чего ещё надо ростовцам!

– Эко, размечтался.

– Ну, что ты смеёшься? Видно и впрямь тебе, варягу, без отчей земли, без племени не понять русича. Ты же, Симоныч, благоумный муж, не разочаровывай меня своим показным равнодушием.

– Ладно, ладно, не обижайся, я же от чистого сердца. Прямо скажу: не хотелось бы мне быть скитальцем здесь, в Руси. Глядя на жизнь ростовской чади, и мне хотелось бы осесть крепко на земле, вот как ты, например. Но как это сделать, не ведаю. Видишь, и у меня есть мечта. Потому и близки мне твои помыслы.

– Лестно ведать, что у меня есть единомышленник, – с лица Ивана постепенно исчезала мечтательность, взгляд посуровел. – Ты, Симоныч, не иди поперёк воли ростовских мужей, не ломи в лоб, ищи другие пути. Дружину они тебе не отдадут, хоть земля разверзнется. Уж коли нас с тобой свела судьба, то надо потщиться понять друг друга. Прежде, чем являть свою и княжью волю, помни о том, и тогда у тебя всё будет ладно и добро. Не обессудь за поучение, но я от души хочу помочь тебе. Ежели ты изъявишь волю, то будем всем миром челом бить князю, чтобы оставил он тебя с княжичем в Ростове. У нас в том есть своя корысть, и ты это знаешь. Думаю, с князем сумеем сладиться. Говорят, он человек твердоумный. Остальное будет от тебя зависеть.