Суперпрочность - [102]

— Гримёры, что возимся? Мы готовы, выводите! — приказал Босс.

— По таймингу у нас ещё двенадцать минут, Босс, — смело крикнула администратор в ответ.

— Я умею различать цифры, выводите! — ответил Босс гневно.

— Будем минута в минуту, — так же смело возразила Марианна, и Бель подумала, что она отчаянная девушка.

Они вышли ровно через двенадцать минут. На площадке на Бель кричали. Она не умела правильно ставить ногу, правильно выгибаться, правильно смотреть. Её хватали руками и «доворачивали» до таких неудобных положений, что будь у неё обычные ноги, их бы непременно свело. Но кричали не только на Бель, Босс кричал на всех моделей, операторов, осветителей, фотографов, гримёров, помощников, и, что удивительно, никто на него не обижался. Как будто так и надо. Был он маленький, чуть выше Бель ростом, лысый как коленка, но орал искренне и громогласно, словно великан. Белла тоже постаралась не обижаться как все, но у неё это плохо получалось.

Скоро она потерялась во времени. Её уже несколько раз переодевали, меняли макияж, хотя она совершенно не понимала, зачем рукам-ногам макияж, только ногти на руках и ногах оставались одинакового ядовито-зелёного цвета — цвета хромакея. Во время очередного переодевания в её белый одноразовый тапочек оказались каким-то образом воткнуты две портновские булавки. Если бы у Бель была обычная нога, она поранилась бы сильно: острые булавки ненадолго оставили в кукольной коже глубокие борозды. Она положила ноги на стол, потёрла для приличия «пораненную» ступню, которая быстро обрела прежний вид, и спокойно села гримироваться.

Темнело. Снимали её ручки во всевозможных положениях, когда подбежал помощник и спросил, освободились ли руки, потому что им для груди руки нужны. Бель не поняла, что это значит, и покорно пошла на площадку, где работала сейчас Вероника. Босс был уже там.

— Итак, начинаем очень ответственный эпизод. Руки-грудь. Изабелла, грудь Вероники держишь вот так, — сказал Босс.

К Веронике сзади подошла девушка, взяла её груди в свои ладони и приподняла их словно бюстиком, сделав красивую складочку.

— Делаешь так же. Тебе ничего не надо самой придумывать, мы всё поправим. Мелкая ты какая-то. Подставку под ноги дайте, а то некрасиво будет, — велел Босс.

У Бель внутри в это время, словно насосом, кто-то качал слёзы. В контракте такого точно не было, иначе бы Бель ни за что его не подписала! Она никогда в жизни не брала в руки чужую грудь! Почему она должна это делать, да ещё перед всеми, на камеру? Слёзы брызнули из её глаз, как у клоуна в цирке.

— Площадка три — перерыв на истерику модели! — крикнул Босс, и все как по команде побросали камеры, световые приборы, подносы, косметические столики и ринулись в чил-зону занимать лежачие пуфики.

— Выпускайте Кракена! — велел Босс.

Бель, которая одна стояла и ревела посреди штативов, ламп, камер, фонарей, фильтров, как девочка, потерявшаяся в лесу, решила, что ей пришёл конец. Всё это походило на что-то совершенно ненастоящее, и Бель почти уверилась, что всё-таки сошла с ума, сейчас появится Кракен, сожрёт её и… Кракен оказался улыбчивым пожилым мужчиной в очках, бедж которого свидетельствовал, что зовут его Владимир Кракенов и он здесь психолог.

— Максимум полчаса. Нам ещё доснимать. Ночевать здесь никому не хочется, — сказал Босс повелительно и удалился.

Каким-то образом Кракен за полчаса разобрался, что у Бель всё это «впервые», убедил её, что в поддержке чужой идеальной груди своими идеальными руками ради искусства нет ничего предосудительного, и велел завтра явиться на сорок минут раньше всех, чтобы он сделал ей хороший настрой на работу.

Через полчаса Бель, сама не понимая как, стояла позади Вероники, плотно к ней прижавшись, и поддерживала её грудь своими ладонями. Она этого не видела, но Босс говорил, что очень круто получается, потому что руки у Изабеллы маленькие, и от этого грудь Вероники кажется ещё больше. И сожалел, что эти груди и руки не в одном человеке собраны. Неизвестно, кому эти слова было обиднее слышать, Белке или Веронике. Кто-то поправлял Изабель пальцы, менял положение рук. Она была всего лишь инструментом в чьих-то руках, каркасом для поддержки сисек. Потом её заставили подержать за грудь ещё и зелёный маникен-хромакей, который приложили к ней самой, но для этого уже психолог не потребовался.

* * *

В десять вечера Бель поехала домой. На такси. Не потому, что начала жить шикарно, а потому что у неё не осталось ни одной силы даже чтобы сделать лишний шаг, не то что доехать на метро. По дороге позвонила Ефиму спросить, что это за жуткий Босс и чего ещё от него ждать.

— Это же Влад! Он самый-самый! Я у него однажды на подмене работал. Может быть, когда-нибудь попаду в его команду, — сказал он мечтательно.

— Какой он самый-самый! Орёт на всех, меня Кракеном пугал! — возмутилась Белла.

— Белка, не тот босс страшен, который лает, а тот, который исподтишка кусает! Он орёт, но платит, и своих всегда защищает! Другие штрафуют направо и налево за каждый чих, а штрафы себе в карман кладут. Влад же поорёт только, от его ора не убудет. У меня на площадке осветитель уронил прибор, разбил, его должны были уволить, так Босс его отстоял. У него все зарабатывают, поэтому он самый-самый.