Судьба одной карты - [11]

Очень беспокоило Черкасского снаряжение экспедиции вверх по Сыр-Дарье для поисков золота возле Яркенда. Волновало и то, что сенат отпустил мало денег на путешествие в Индию, куда должен был ехать поручик Кожин. Черкасский совершенно основательно считал, что послу необходимо иметь с собой достаточное количество товаров, чтобы хорошо выполнить свою роль «купчины» и не возбудить подозрений в чужой стране. Но сенат не прислушался к этим доводам.

На покупку товаров было отпущено пять тысяч рублей, а на поездку Кожина и его спутников — одна тысяча. По мнению Черкасского, сенат недооценивал важности экспедиции в Индию [49, VI^е]. Его письма и доношения проникнуты большим чувством ответственности за судьбу порученного ему дела; он входил во все мелочи хозяйственной подготовки похода, отстаивал интересы подчиненных ему людей, не соглашался с решениями Правительствующего сената, когда считал, что они идут вразрез с интересами государства.

Черкасского заботили не только хозяйственные вопросы. Были и другие, более важные обстоятельства, вызывавшие большую тревогу за исход задуманной экспедиции.

Петр требовал от Черкасского выполнения своих планов в Средней Азии только мирным путем, при непосредственной помощи хивинского хана. В указе давалось строгое предписание обращаться хорошо с местными жителями, «накрепко смотреть, чтоб с обыватели земли ласково и без тягости обходился». Черкасский с самого начала действовал в соответствии с этими указаниями царя. Приехав из Либавы в Петербург, он узнал, что в Петербурге и Казани находятся под арестом несколько хивинцев и бухарцев, и обратился к Петру с просьбой освободить их — «что… удобнее бы было для ласки оному народу, где мне надлежит быть по Вашему указу», — писал Черкасский.

Однако, несмотря на все старания начальника экспедиции, обстоятельства складывались неблагоприятно.

Еще во время второй Каспийской экспедиции, находясь у вновь заложенной крепости святого Петра, Черкасский отправил послов в Хиву и Бухару. Они должны были заверить хивинского и бухарского ханов, что русский сухопутный отряд, который вскоре направится в Среднюю Азию, «идет миром, а не войною».

К бухарскому хану был послан подпоручик Петр Давыдов. Он должен был плыть по морю до Астрабада и отсюда отправиться в Бухару. Сопровождать посла до Астрабада поручено было Кожину. Посольство вышло в море в начале октября 1716 г.

В то же время к хивинскому хану отправились на верблюдах два посла — астраханские жители Иван Воронин и Алексей Святой. Все три посла везли ханам грамоты и подарки.

В начале ноября 1716 г. Кожин вернулся из Астрабада к Красноводскому заливу. Он объявил, что в Астрабад посольство не пустили, так как в Персии бунт. Поэтому он при первом попутном ветре отплыл назад к «Красным водам».

Сообщение Кожина показалось Черкасскому неправдоподобным. Для проверки его он послал в Астрабад участника экспедиции князя Михаила Заманова, а Кожина отправил на верблюдах в Астрахань. Заманов узнал, что астрабадский хан, извещенный о приезде русских послов, направил своих знатных людей встретить высоких гостей и дал лошадей, чтобы отвезти их от пристани в город. Но Кожин ехать к хану отказался и препятствовал своим спутникам. Так выяснилось, что донесение Кожина ложно [49] и по вине Кожина поездка посла к бухарскому хану была неудачной.

Послы к хивинскому хану Алексей Святой и Иван Воронин прислали Черкасскому письмо с тревожными сведениями. Когда после долгого и трудного перехода на верблюдах по глубокому снегу они добрались до Хивы, хана Шир-Газы там не оказалось: он отправился войной на Персию. До возвращения хана послов держали под караулом и никого к ним не пускали. Шир-Газы, приехав в Хиву, взял подарки и грамоту Черкасского, но послов не принял и домой их не отпустил, только приказал снять караул. Приближенные хана вымогали у послов деньги, выпрашивали подарки, угрожая, что не дадут еды.

Святой и Воронин сообщали Черкасскому, что в Хиве замышляют недоброе; там не верят, что русский отряд идет миром, считают, что царь хочет обманом взять Хиву.

Послы писали, что калмыцкий хан Аюка, принявший русское подданство, деятельно поддерживает связь с Хивой, отправляет туда своих доверенных лиц, а хивинский хан, в свою очередь, шлет людей к Аюке. Как выяснилось впоследствии, хан Аюка действительно вел двойственную политику. Он сообщал Шир-Газы о якобы завоевательных намерениях царя Петра и в то же время, стремясь отвести от себя подозрения, оповещал русских о враждебных действиях хивинцев. Он уверял, что на всем пути, по которому пойдет русская экспедиция, местные жители засыпали колодцы. В дальнейшем оказалось, что это сообщение Аюки было ложным.

Письмо Воронина и Святого и уверения калмыцкого хана вызывали у Черкасского опасения за судьбу экспедиции. Предвидя, что воинственный хан Шир-Газы не пойдет навстречу мирным предложениям, он написал письмо царю, в котором спрашивал, как ему поступить [VI^е].

Петр в то время находился в Германии. Получив письмо Черкасского, он сразу же ответил. Освободить бухарцев и хивинцев, арестованных по обвинению в государственной измене, царь отказался, добавив при этом, что, если ханы будут настаивать на их освобождении, Черкасский может обещать отпустить их на свободу после окончания экспедиции. На вопрос, как быть, если хивинский хан не согласится помочь экспедиции, Петр отвечал: «Что же пишешь — ежели хан хивинский не склонитца и я не могу Знать в чем, только велено вам, чтоб в дружбе были…» По-видимому, Петр был уверен, что хан Шир Газы охотно примет все его предложения. Если же, против ожидания, хан откажется от русской гвардии, не даст судов для путешествия в Индию и «дружбы не примет», тогда останется только построить крепость на Аму-Дарье и разрушить плотину.