Струны - [6]

Шрифт
Интервал

И о былом воспоминать…
Тогда и я душой с тобою,
И как я рад, когда улыбкой голубою
Ты невзначай проглянешь из-за туч!
А как печален был последний луч,
Воспоминаньем позлащенный!
Он потускнел, зимою побежденный,
Но долго я его не позабыл:
Душе он слишком много говорил.
Тебя он мне напомнил – золотую
И полную огня холодной красоты.
Я тосковал, как часто я тоскую,
И виделась мне — ты…
И долго грезились поблекшие поляны,
Шуршащий ветер, белая роса,
Закат, студеный и румяный,
«В багрец и в золото одетые леса»…

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ ПУШКИНА

Цветы последние милей

Роскошных первенцев полей,

Они унылые мечтанья

Живее пробуждают в нас

Так иногда разлуки час

Живее самого свиданья.

А. С. Пушкин

1. «Когда черемуха повеет…»

Когда черемуха повеет
Стыдливой негою весны,
Когда восток уж розовеет,
Но вьются трепетные сны, —
О как я рвусь в поля родные —
Забыться в радостной тиши,
Как тяжки стены городские
Для молодеющей души!
Но тяжелей, чем жаждать встречи
И без надежды изнывать —
Прощальный звук последней речи
Душой взволнованной впивать;
Но мне грустнее любоваться
Багрянцем осени златой,
Ее цветами упиваться —
Чтоб с ними тотчас расставаться
Для жизни чуждой и пустой.

2. «У зимнего огня порой ночною…»

У зимнего огня порой ночною
Как я люблю унылые мечты;
И в летний день, укрытая от зною,
Полна печаль высокой простоты,
Как юною мечтательной весною;
Так осени прощальные цветы
Для нас цветут и нежно, и уныло —
И говорят душе о том, что было.

3. «Не первый вздох твоей любви…»

Не первый вздох твоей любви —
Последний стон и боль разлуки
В часы отчаянья и муки
Воспоминаньем оживи.
Как осень грустными цветами
Душе понятна и родна, —
Былых свиданий скорбь одна
Сильнее властвует над нами.
Последний миг душа хранит,
Забыв про все былые встречи:
Единый звук последней речи
Душе так внятно говорит.

СОНЕТЫ ПЕТРАКИ (Памяти А. Н. Веселовского)

1. «Вы, для кого звучат мои созданья…»

Voi ch’ ascoltate in rime sparse il suono…

In vita di M. L. Son. I

Вы, для кого звучат мои созданья,
Как вздохи те, что сердце мне питали,
Когда порывы юные играли,
Был я – не тот, не те – мои желанья!
Изменчив строй – все жалобы, признанья,
То тщетные надежды, то печали;
Но если сами вы любовь познали —
С прощением я жду и состраданья.
Но вижу я, что перед всей страною
Был долго басней я во дни былые –
Сам за себя пылаю я смущеньем
И вместо грез стыжусь перед собою
И каюсь я; а радости людские
Являются лишь кратким сновиденьем.

2. «Всегда любил, теперь люблю душою…»

Io amai sempre

Son. LVI

Всегда любил, теперь люблю душою
И с каждым днем готов сильней любить
То место, где мне сладко слезы лить,
Когда любовь томит меня тоскою.
И час люблю, когда могу забыть
Весь мир с его ничтожной суетою;
Но больше – ту, что блещет красотою,
И рядом с ней – я жажду лучше быть.
Но кто бы ждал, что нежными врагами
Окружено всё сердце – как друзьями,
Которых я б к моей груди прижал.
Я побежден, любовь, твоею силой!
И, если б я не знал надежды милой, –
Где жить хочу, там мертвым бы упал!

3. «И мира нет и нет нигде врагов…»

Pace non trovo…

Son. XC

И мира нет и нет нигде врагов;
Страшусь – надеюсь, стыну – и пылаю;
В пыли влачусь – и в небесах витаю;
Всем в мире чужд и мир обнять готов.
У ней в плену неволи я не знаю;
Мной не хотят владеть, а гнет – суров;
Амур не губит – и не рвет оков;
И жизни нет конца, и мукам – краю.
Я зряч – без глаз; нем – вопли испускаю;
Я жажду гибели – спасти молю;
Себе постыл – и всех других люблю:
Страданьем – жив; со смехом я – рыдаю;
И смерть, и жизнь – с тоскою прокляты;
И этому виной, о донна – ты!

4. «Сквозь дикий бор и мрачный, и дремучий…»

Per mezz’i boschi…

Son.CXXIV

Сквозь дикий бор и мрачный, и дремучий,
Где ехать страшно и с мечом в руках,
Я еду смело, мне внушает страх
Лишь солнца свет – лучи любви могучей.
Я еду с песней (мысли – бред кипучий) –
О ней одной. Нет власти в небесах
Ее сокрыть; и с ней в моих глазах
Девицы, дамы… нет – то бук плакучий.
Ее я слышу в шорохе ветвей,
В рыданье птиц, в волнах, когда ручей,
Журча в траве, лужайкою стремится.
И редко тишь и одинокий путь
Мне были милы так когда-нибудь;
Но если б солнце мне могло открыться!

5. «Меж стройных жен, сияющих красою…»

Tra quantungue leggiarde donne e belle…

Son. CLXIII

Меж стройных жен, сияющих красою,
Она царит – одна во всей вселенной,
И пред ее улыбкой несравненной
Бледнеют все, как звезды пред зарею.
Амур как будто шепчет надо мною:
Она живет – и жизнь зовут бесценной;
Она исчезнет – счастье жизни бренной
И мощь мою навек возьмет с собою.
Как без луны и солнца свод небесный,
Без ветра воздух, почва без растений,
Как человек безумный, бессловесный,
Как океан без рыб и без волнений, –
Так будет всё недвижно в мраке ночи,
Когда она навек закроет очи.

6. «Вот колесницу в море золотую…»

Quando’l Sol bagna in mar l’aurato carro…

Son. CLXVIII

Вот колесницу в море золотую
Купает солнце. Сумрак надо мной.
Со звездами, и небом, и луной
Тревожную и злую ночь я чую.
О всех моих печалях повествую
Я той, что мне не внемлет – ей одной
И с миром, и с судьбой моей слепой,
С любовью, донной и собой горюю.
Далеко сон, и отдых не слетает:
Но вздохом, стоном встречу я рассвет
И из души текущие рыданья.
Встает заря, белеет мрак: но нет!
То солнце – что и жжет, и восхищает –

Рекомендуем почитать
Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".