Струны - [4]

Шрифт
Интервал

Утренней лаской горит,
Пурпуровою, синею;
Ты низошла меж харит
Непорочной богинею.
Легкие ткани надев,
Ты над пашнями, водами
В лике ликующих дев
Пронеслась с хороводами.
Ты вдохновляла свирель
Над живой Иппокреною;
Пела – в ночи, на заре ль –
Полуптицей – сиреною.
Ты ль меж харит названа
Гегемоной – харитою?
Здесь названа ты одна
Меж сирен Маргаритою.
Нежное имя твое
Не овеется мрачностью;
Светлое имя твое
Сочеталось с Прозрачностью.

«Глаза – лиловые фиалки…»

Глаза – лиловые фиалки
Цвели в тени твоих ресниц.
Под взором любящей весталки
Душа безвольно пала ниц.
Высоко плыли облака —
Цвели, пронизанные светом.
Но им вослед влеклась тоска,
Дышала грозовым обетом.
Заворожен волшебным словом,
Я безвозвратно изнемог.
Перед твоим огнем лиловым
Я пламень жертвенный зажег.
На беломраморном челе
Святая тень лежала грозно,
Глася поникнувшей земле,
Глася душе безгласной: «Поздно».

НАПЕВЫ ФЕТА

1. «Уедешь – и север…»

Уедешь – и север
Помянешь добром.
Малиновый клевер
Разостлан ковром.
К калитке садовой
Скорей подойди.
Как запах медовый
Отраден груди!
От нас недалеко
До первой межи.
Зарывшись глубоко,
В траве полежи.
Дыша и мечтая,
Лицо запрокинь;
Вон – быстрая стая
Уносится в синь.
Следя за полетом
Родных журавлей,
О юге далеком
Мечтай – не жалей.

2. «Как сегодня зарницы светлы…»

Как сегодня зарницы светлы.
Странно душу они шевелят –
Только встретишь из облачной мглы
Проглянувший мелькающий взгляд.
Всё живое таится вокруг.
И такая стоит тишина.
Вот – собака пролаяла вдруг,
Из далекой деревни слышна.
И молчит. И тревожен покой.
И зарницы играют сильней.
Странен свет – красноватый такой –
Их далеких и тихих огней.
Только чаще и шире огни –
Всё душнее и тише кругом –
Справа, слева мигают они,
Вот как будто послышался гром.
Потревоженный ветер вздохнул,
Тихо черную тучу ведя.
Снова дальний и медленный гул.
Вот застукали капли дождя.

3. «Друг мой, молчишь ты? Молчи…»

И я слышу, как сердце цветет.

Фет


Тишина цветет

Блок

Друг мой, молчишь ты? Молчи.
Издали песня слышна.
Звуков так много в ночи.
Только в душе – тишина.
Редкие капли дождя
С листьев стекают, шурша
В легкие сны уходя,
Кротко затихла душа.
И распускается в ней
Белый прозрачный цветок;
С каждым дыханьем нежней
Каждый его лепесток.
Ты ль эти звезды зажгла –
Слезы любви – надо мной?
С ними душа зацвела –
И расцвела – тишиной.
Друг мой, молчишь ты? Молчи.
Звездам и сердцу слышна,
Словно в душе – и в ночи
Кротко цветет тишина.

4. «Ночь моя проходит мимо…»

Ночь моя проходит мимо,
Уплывает прочь,
Побледнев неуловимо –
Ласковая ночь.
Рядом с белою колонной,
Свесив свой наряд,
Над решеткою балконной
Дремлет виноград.
Я над светлою ступенью
Тут стою один;
Уж уснула ты за тенью
Спущенных гардин.
Глубь небес давно поблекла,
Утру предана,
А внизу светлеют стекла
Твоего окна.
Я пройду тихонько мимо,
Вверив утру ночь;
Ночь моя неуловимо
Отлетела прочь.

5. «Ты предстал над вечерней румяной зарей…»

Ты предстал над вечерней румяной зарей
Серебристою, тонкой ладьей –
И просила тебя молодая печаль:
«Ты ко мне, мой любимый, причаль».
И серебряный свет, и серебряный сон
Был тобой для меня принесен –
Для меня, для реки, для небес и земли
Ты светлел и вблизи, и вдали.
А теперь над рассветной зарей ты стоишь –
И кротка твоя светлая тишь.
Нежно тонок и бел запрокинутый серп,
Обреченный на тихий ущерб.
От меня и реки, от тоски, от любви,
Как бледнеющий парус, плыви;
И тебя провожает земная печаль:
«Тихо к алой деннице причаль».

РУЧЕЙ

Когда в вода х моих чернеющих колышется
Зеленая звезда,
Вон та, далекая, – неведомое слышится
И радостно тогда.
В порыве трепетном изгнанница небесная,
Волну мою пронзив,
Лучами острыми чертит уже, прелестная,
Сверкающий извив.
И радость светлая, холодная, блестящая
Поет в игре лучей.
Так лону сладостна за тьму огнями мстящая
Серебряность речей.
Во мне живет она – горящая, зеленая;
А там, на небесах –
Бездушно светится, как жертва опаленная,
Ее бездушный прах.

«Задумчивый сатир играет на свирели…»

Задумчивый сатир играет на свирели.
И дальние стада, и птицы присмирели;
Пастух рассеянный о Хлое позабыл;
И в листьях ветерок дыханье затаил;
А звуки всё текут истомнее и слаще
Туда, где, притаясь в зеленой, влажной чаще,
Дриада юная раскинулась, бела –
И в упоении бессильно замерла.

ПЕСНЯ

Вижу я в кудрях березки
Затаившийся значок:
Богородицыны слезки –
Засыхающий пучок.
Кем он был сюда повешен
Тайну скромную беречь?
Кто-то плакал, неутешен,
После частых милых встреч?
И задумчивый букетик
Мне тебя напомнил вдруг,
Мой весенний милый цветик,
Отдаленный страстный друг.
Сердце шепчет: уж не ты ли
Здесь невидимо была –
Где так нежно мы любили,
Слезы грусти собрала?

«Мечту мою они пленяют вместе…»

Мечту мою они пленяют вместе –
Абид и Сест; прильнуло море к ним,
Лазоревым лобзанием своим
Их разделив как бы из тайной мести.
В Абиде кто тоскует по невесте?
Леандр один. А может быть – Селим
В ночной прохладе грезами палим?
Но вот блеснул огонь на башне в Сесте!
Кто факел тот зажег над морем бурным?
Зулейка? Геро? Он огнем пурпурным
Зовет пловца на тайный пир сердец.
Кто там плывет на пламя нежных оргий?
То не Леандр, а бурный тот Георгий,
В объятьях волн отважнейший пловец.

ОТСВЕТЫ

1. Ответ

Когда уж ночь давно, когда неслышны мне
Тревожной жизни содроганья,
Люблю, задумавшись, в глубокой тишине

Рекомендуем почитать
Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".