Струны - [16]

В багровых отсветах костра.

Как в траве ала, бела

Твоя подруга и сестра!

Путник милый, о, внемли же! Ближе, ближе тайный срок!

Разве ты радости, ласковой сладости, пламенной младости нам не сберег?

Да, ты с нами! Да, ты слышишь! Грезой дышишь и горишь!

Ночь благодатная, тьма ароматная, ширь необъятная, нежная тишь!

Звуки, лейтесь! Вейтесь, девы, – как напевы знойных чар!

Вами посеянный, ночью взлелеянный, вихрями взвеянный, буен пожар!

Сестры, сестры! Быстро, быстро! С нами, с нами – вот же он!

Тающим топотом, плещущим шепотом, радостным ропотом он опьянен!

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ

De cette idylle

J’ai pris le style

Chez les Gaulois.

Parny [6]

«К твоей прекрасной

Пастух несчастный,

Вернешься ль вновь?

Когда б я знала,

Какие жала

Таит любовь!»

Так говорила

Самой себе

Пастушка Лила,

К своей судьбе

Взывая тщетно.

Но неприметно

Принес зефир

Прохладный мир

На ту полянку,

Где Купидон,

Как легкий сон,

Настиг смуглянку.

И молвил он:

«Резвись на воле

В цветущем поле;

Дарю одну

Тебе весну,

Одну – не боле!» –

И уж далек,

Как мотылек, расправив крилы, –

И голос Лилы

Вновь раздается –

Звончей, звончей;

Она смеется –

Журчит ручей:

«Ах, что за сон

Смежил ресницы?

Уж скрылся он…

Стрекозы, птицы –

Люблю, привет!

Поля, дубравы,

Листочки, травы!

Его ж? О, нет:

Его – люблю ли?

Мне лишь в июле

Пятнадцать лет».

ПОЛДЕНЬ

Когда ты купаешься в речке,

Резва и мила, как ребенок, –

И там, на траве изумрудной,

Белеют одежды твои, –

А я, опираясь на локти,

Глазами следя за тобою,

Лежу на песке – и свирели

Стараюсь любовь передать, –

О, как я люблю эти воды,

И в их синеве серебристой

Движенья лилейного тела,

И белую ткань на траве;

Но больше певучей свирели

Люблю я твой смех беззаботный:

Вот он, по воде раздаваясь,

И в небе, – как птичка, – звенит.

ЗАХОД СОЛНЦА

Девушка

Ах, как я рада! Я рада пожару заката!

Счастьем и ясной печалью душа так богата!

Что ж не восходом на утре любви я пленяюсь?

Верно, – спокойно, покорно – я с жизнью прощаюсь?

Юноша

Милая, нет! Ты пленяешься юною грустью:

Светлый поток, истомленный, не клонится к устью, –

Он лишь темней, в серебристом тумане влекомый;

Тайной дыша, благодатною веет истомой.

ЛЮБОВЬ ДРИАДЫ

– Мой милый, мой милый, меня заманило мечтанье

Из темного леса в твой светлый пестреющий сад.

Мой милый, мой милый, меня истомило молчанье

Под сенью навеса в зеленом жилище дриад.

– Зачем, о дриада, зачем из лесного приволья

Ты к плену влечешься? Зови, о, зови же скорей

Все племя людское в объятья зеленого мира!

Молчишь? Уходи же: по нем я навеки томлюсь.

И вечно дриада тоскует в зеленом приволье –

И слышит, всё слышит: «Зови, о, зови же скорей

Ты племя людское в объятья зеленого мира!»

И всё шелестит: «Ах, по нем я навеки томлюсь!..»

Тоскует и милый: когда б не манило мечтанье

Для темного леса покинуть пестреющий сад!

Всё слышится: «Милый! Меня истомило молчанье

Под сенью навеса в зеленом жилище дриад!».

НИМФА

Кентавров бешеных стада

Скакали но лесам и долам.

Нам, нимфам, чуялась беда

В их вопле яростно-веселом.

Уж солнце, рдея, как костер,

Сквозь ветви, низкое, пылало, –

А в нашей роще всё ж немало

Тревожных, трепетных сестер

Приюта зыбкого искало.

Моей двенадцатой весне

Был стыд и ужас непривычен;

Весь этот день являлся мне

Так боязно-своеобычен;

Где, где вздохнет свободно грудь?

В часы смятенья и тревоги

Нет одиночеству дороги.

О, если б хоть куда-нибудь

Мне помогли укрыться боги!

Куда ж смятенную тоску,

Свою тревогу выше меры,

Свое томленье повлеку?..

И вдруг очнулась у пещеры.

Шуршащий плюш завесил вход…

Прохлада, тьма, уединенье…

В последнем, трепетном волненье

Спешу – вхожу – гляжу – и вот –

Неизъяснимое виденье!

Громадного кентавра лик

Рыжебородый, грубый, старый

Над нимфой дремлющей поник…

В руках с звенящею кифарой,

На деву устремив глаза,

Исполнен страсти и печали,

Он пел… И стройно так звучали

Напевы неги… И слеза

В морщинке тлела… Я… ушла ли?

И не ушла, и не вошла:

Вся предалась иному строю –

И миг за мигом я жила

С моей прекрасною сестрою, –

На ложе лиственном дремля,

Полна таинственным желаньем…

А где-то – с воплем их и ржаньем

Кентавров бешеных земля

Встречала гулом и дрожаньем.

СВЕТЛОЕ ОЗЕРО

Светлое озеро тихо плескало.

Тихо плескали и грезы во мне.

Жаркое солнце к закату клонилось.

Ярко сияли прибрежные рощи,

Вея покоем, глядясь в глубину.

Грудью вдыхая разымчивый запах

Листьев, и хвои, и трав, и воды,

Я на коряге сидел, в отраженье

Видя и рощи, и небо, и солнце,

Берег зеленый, корягу, себя.

Нежась лениво, глядел я и слушал.

Мирный кузнечик вблизи стрекотал.

Звонко кукушка считала мне годы.

Воды шептали, деревья шумели.

Слушал, глядел я, лицо наклонив.

Кто ж это смотрится вместе со мною?

Вот голова приклонилась к моей…

Щеки румяные, космы седые,

Кроткой улыбкой шевелятся губы,

Синие глазки, вот – лоб, вот — рога…

Друг! для чего прибежал ты из лесу —

Резвый, молчишь у меня за спиной?

Или наскучила воля лесная?

Иль захотел ты украдкой шепнуть мне

Тайну земли?..

КАРАУЛЬЩИК

Караульщик! – тише! тише!

Видишь – свет в оконной нише,

Слышишь — шепот шелестит…

Ведь она – не спит?

Ал, смотри же – выше! Выше!

Кто-то вон — с балконной крыши

Что-то сбросил – ловко слез, –

В темноте — исчез.

Вон висит еще веревка…

Ты! Взлезай же – быстро, ловко!

Настежь – светлое окно.

И пока – темно.

Ну, живей! Уж брезжит зорька.