Стрела и пламя - [7]

— Счастлива была Кайкеси[5], мать Раваны, — сказал мать, и он понял, что она разделяет его мысли. — Она-то жила со своим человеком половину его жизни, а не год, как я.

В одно движение она соскользнула с ветки и обняла сына. Подняла к нему свое печальное человеческое лицо — только глаза были настоящими, желтыми, как у тигрицы, — и сказала:

— Запомни, сын, страшнее всего для ракшаса — полюбить человека.

Сватовство

Действующие лица и их обстоятельства:

Самба — сын Кришны и Джамбавати, третьей его жены, дочери царя медведей Джамбавана (советника царя обезьян-ванаров Сугривы в «Рамаяне»). Родился по благословению Шивы, которое Кришна испросил для Джамбавати, не имевшей детей. Навлек на ядавов проклятие брахмана, которое стало одной из причин побоища на палицах (подробнее см. «Маусалапарва»)

Лакшмани — дочь Дурьодханы и его супруги Бханумати, дочери царя Праджьотиша Бхагадатты, внучка Наракасура, убитого Кришной и его четвертой женой Сатьябхамой (как описано в повести «Алмазные серьги Адити» из этого цикла).

Самба украл Лакшмани со сваямвары, но увезти не смог, поскольку за ним в погоню пустились пять лучших великоколесничных воинов Хастинапура. Самба оставался в плену, пока его дядя Баларама не разрешил этот конфликт.

Во тьме сначала разлилось теплое золотое сияние, потом показался огонек, укрытый розовой раковиной ладони. Самба даже зажмурился, пережидая, когда отвыкшие от света глаза перестанут слезиться. Огонек замер с той стороны решетки. В неверном робком свете проступила неровная кладка стен, вырастающие из тьмы тени и закутанный в яркий шелк девичий стан.

— Зачем ты пришла, дочь Бханумати? — спросил Самба и удивился, как резко и хрипло прозвучал его голос.

Девушка поставила светильник на выступ в стене, опустила на пол оплетенную тыквенную долбленку и узелок, тряхнула рукой — благородные девушки не приучены носить тяжелое. Самба смотрел, как она двигается — плавно, уверенно, так, что не звенит ни тяжелое ожерелье, ни браслеты. Девушка протянула ему чашку с водой сквозь решетку. Самба осторожно взял ее за края, выше тонких пальцев, выкрашенных хной. Ему хотелось коснуться как раз не глиняного бока чашки, а теплой руки, но он сдержался. Вода была чистой и прохладной.

— Зачем ты это сделал, царевич? — спросила девушка.

— Я захотел тебя в жены, едва увидел — давно, очень давно, и надеялся, что ты не откажешь мне. Но ты даже не посмотрела на меня!

— И ты решил, что если украдешь меня прямо со сваямвары, то это будет великий подвиг?

Самба широко улыбнулся.

— Великий Бхишма увез со сваямвары трех кашийских царевен, твой отец увез твою мать — неужто он думал, что не сыщется других отважных?

Лакшмани фыркнула.

— Если я так тебе противен — зачем ты пришла? — спросил Самба.

Против света ее лицо было почти неразличимо, она была темным силуэтом, окутанным алым шелком.

— Я помогу тебе выбраться отсюда, — сказала она. — Но обещай, что сразу уедешь в Двараку.

— А ты? Поедешь со мной?

Она покачала головой.

— Нет.

— Почему?

— Я не могу.

— Почему?

Дома Самбу считали самым упрямым из множества родных и сводных братьев. И недаром.

— Ты — сын Васудевы Кришны. Он друг Арджуны, союзник Пандавов, а они — враги моему отцу! Как я могу уехать с тобой?

Самба стиснул прутья решетки до боли в пальцах.

— Но ты же выходишь замуж не за моего отца! И я не враг твоему отцу! Почему счастье твоей жизни должно зависеть от его вражды?

Лакшмани топнула ногой так, что зазвенел ножной браслет.

— С чего ты взял, что ты — счастье моей жизни?

Самба улыбнулся по-настоящему.

— Потому что ты смотрела на меня. Ты улыбалась мне — и больше никому. Каждый раз, как мы встречались, ты говорила со мной. И разве ты не просила своего отца пощадить меня?

— Как мог отец не пощадить племянника своего учителя?

— Ты думала, что я без сознания, но я слышал, Лакшмани. Я помню, как твоя рука касалась моего лица. Больше всего я сожалею, что проиграл. Прости.

— Я не могу выйти за тебя замуж! — с отчаянием в голосе воскликнула Лакшмани. — Твой отец убил моего деда! Неужели ты возьмешь в жены дочь асурьи?

— Я хочу взять в жены тебя, а не твою мать! И уж тем более не твоего деда!

Лакшмани против воли хихикнула, прикрыв губы ладонью.

— Кем я буду в доме твоего отца, сын Джамбавати? Твоя мать тоже враг моего рода, она не примет невесткой женщину из рода Наракасура! Да еще без приданого.

— Моя мать, конечно, дочь медвежьего царя, но клянусь тебе, ни одна из жен моих братьев от нее не пострадала. И потом, твоя мать ничем не хуже моей — говорят, что она очень сильна и в борьбе не уступает твоему отцу. Это правда?

— Правда.

— Ну вот, видишь! Я свою тещу уже заранее боюсь.

— Хватит! Как ты не понимаешь, что это невозможно!

— Послушай, это ведь старый обычай — помириться двум династиям через брак детей. Мой отец точно не будет возражать.

— А он знает, что ты уехал на мою сваямвару?

Самба покаянно опустил голову.

— Ты глупец и упрямец, сын Джамбавати, и всегда был таким, с самого детства.

— Но ведь ты меня все равно любишь?

Не отвечая, Лакшмани закрыла лицо покрывалом и убежала.

— Ну вот, — сказал Самба, тяжело опускаясь на пол возле решетки. — Сказать «нет» не позволяет совесть, сказать «да» — гордость. Как всегда.