— Невесту? Вы пережили инферно при первом же прикосновении?
— Да.
— И как вам поможет то, что Данте признают связь…
— Я бы предпочел другое слово, — мягко, но серьезно произнес Гейб.
— Другое слово? Отлично. Как насчет ублюдка? Лучше?
Гейб пожал плечами. Он так часто слышал это слово, что оно перестало резать его ножом. Он научился игнорировать его уже много лет назад. Он сумел смириться с фактом незаконного рождения, в отличие от мамы и сестры.
— Думаешь, это что-то изменит? Что ты обидишь меня этим словом? — Гейб нервно рассмеялся. — Спешу тебя обрадовать, Сев. Я — ублюдок. И знаешь, кто виноват? Наш отец.
— Думаешь, я не в курсе? Каждый день я вспоминаю о твоем существовании и о том, что оно значит для нас.
— О боже, как мне тебя жаль. Бедненький. Тяжело иметь незаконнорожденного брата. Придется смириться. Можешь поплакаться мне в жилетку.
— Черт, ты груб. Ты стоишь здесь, на территории Данте, со шляпой в вытянутой руке. И кто здесь плачется?
Сработал тревожный сигнал. Не задумываясь, Гейб развернулся и бросил бокал в ближайшую стену. В разные стороны полетели тысячи хрустальных осколков, а по стене, словно слезы по щекам, побежали струйки янтарной жидкости. Гейб стоял и хватал ртом воздух, пытаясь обрести потерянный самоконтроль.
Он сделал несколько шагов навстречу Севу.
— Я тут не ради себя, ты, мерзавец. Мне от вас ничего не нужно. Я здесь ради Кэт. Я должен защитить ее. С моей точки зрения, шли бы вы со своим именем…
— Завидуешь?
Одно слово возродило в душе Гейба все то, что он там так тщательно прятал. Обезоружило его. Как Севу это удалось? За две минуты Сев заставил его проиграть битву, в которой ему всегда удавалось выстоять годами.
Он надавил на уязвимое место Гейба, существование которого он отрицал всю сознательную жизнь. Открылась потайная дверь, и, сделав глубокий вдох, Гейб шагнул вперед, чтобы понять, что прячется внутри. В конце концов, какая разница, что подумает о нем стоящий напротив мужчина, если это позволит ему защитить Кэт?
— Да. Да, я завидую, — прошептал он. Невыносимая боль скрутила его железной хваткой, и никто, кроме него самого, не сможет ее ослабить. — У тебя было все, чего были лишены моя мать и моя сестра. Ты жил жизнью, о которой мы не могли даже мечтать. И ты считаешь меня в этом виноватым?
— Твоя сестра? — изумленно пробормотал Сев. — У тебя есть сестра?
Черт. Черт. Черт. Он совсем потерял контроль.
— Близняшка, — нехотя признал Гейб.
— А Примо знает?
— Нет. Пока нет. Я хотел бы подождать, пока она сама решится.
— А она… Она… — Сев замолчал, склонив голову.
Неужели в его словах прозвучало беспокойство? Даже желание защитить. Почему Сев испытывает подобное по отношению к Люсии? Если только… Если только они не похожи гораздо сильнее, чем готовы это признать.
— Но… Как она? Я хотел спросить, в порядке ли она. Но как это возможно в нашей ситуации? — Сев вздохнул. — Никто из нас не может быть в порядке.
— Ей было очень тяжело долгое время. Но она… справляется.
Сев надолго замолчал.
— Я узнал о романс отца на стороне после его смерти. Нашел письма. — Он скривился. — И совсем недавно мне рассказали о тебе.
— А если бы ты знал?
Он не засомневался ни на секунду.
— Я сразу сказал об этом Примо. Они с нонной заменили нам родителей после смерти наших собственных. Я уже был в колледже к тому времени, но мои братья… — Его губ коснулась теплая улыбка. — Зная Примо, он бы принял в семью и вас с сестрой. Сделал бы из нас одну семью. И заставил бы нас признать друг друга.
— Я знаю дедушку совсем недолго, но уверен, что ты прав.
Мускулы заиграли на подбородке Сева.
— Папа любил ее. Вашу маму. Любил ее так, как никогда не любил нашу мать. — Это признание далось Севу так же сложно, как признание Гейба в зависти. — Возможно, теперь, пережив инферно, ты меня лучше поймешь. Мои братья и я — плод его неудавшегося брака. Но не плод его страстного желания.
— Но у вас есть его имя.
— Это так. Но ты с сестрой и ваша мать владели его сердцем. Так что нам обоим есть, чему завидовать.
И это странное признание заставило Гейба по-новому взглянуть на клан Данте и его представителей.
— И что теперь?
— Может, нам стоит принять то, что мы не в состоянии изменить, и жить дальше? Возможно, мы можем изменить наше будущее. Скажи, каким образом наше имя защитит Кэт?
— Я хочу, чтобы Данте признали родство, и тогда имя Кэт не будут полоскать в прессе.
Сев нахмурился:
— А с какой стати журналисты ею интересуются?
— Пять лет назад ее обвинили в романе с женихом кузины, Бенсоном Винтерсом. Он тогда был кандидатом в сенаторы. Ее застали в его постели.
— Ее застали в его постели, но она невиновна? Уверен?
В словах Сева не было обвинительных ноток — только сомнение.
— У нее не могло быть с ним связи, потому что до меня она ни с кем не спала.
К его немалому удивлению, Сев моментально принял его объяснение.
— И кто тот сукин сын, который ее обвинил? И зачем ему это было нужно? И какого черта ты до сих пор не выбил из него всю дурь?
— Потому что я — тот сукин сын.
— Ты… — Глаза Сева блеснули яростным огнем, словно на мгновение он задумался над тем, не стоит ли реализовать свое предложение о побоях. Видимо, желание защищать женщин у Данте в крови. Кто бы мог подумать? — Но почему? Как так получилось?
