Странная тень - [13]

«Да: жалкий бродяга может исполнить свою клятву мести», – прозвучало с враждебностью из угла, в котором стоял Петер Клаус. Йозеф Холцер покачал головой.

«Здесь дело было не в мести…»

«А в чём же?» – одновременно спросили двое из его слушателей.

«Это убийство было совершено ради ограбления», – сказал Йозеф Холцер тоном человека, полностью уверенного в своих словах.

«Ничего же не пропало», – вырвалось у господина фон Лаутерна.

«Это было убийство с целью ограбления, – настаивал бывший заключённый на своём, – и если бы экономка своим приходом не потревожила грабителя, то он, наверное, не ограничился бы тем немногим, с чем он в итоге ушёл. Но он был вынужден ретироваться раньше, чем планировал – тем же путём, каким пришёл: закрыть окно было так же легко, как и открыть, лестницы он отнёс на место, следы, если какие были, убрал и…»

«А теперь Йозеф Холцер стоит перед судом и рассказывает это всё так ясно и в таких подробностях, как будто сам там был», – закончил за него главный комиссар.

«Я ещё не всё рассказал».

«Ну, говори».

Йозеф Холцер продолжил свой рассказ.

Допрос перестал быть допросом. Хотя перо господина фон Лаутерна по-прежнему летало над листами протокола, хотя снаружи перед закрытой дверью стояли караульные с оружием наготове, но выражение лица чиновника, проводившего допрос, больше не было холодно и строго, он теперь стоял вплотную к перегородке, на которую с другой стороны опирался бывший заключённый, их дыхание смешивалось и их руки касались друг друга. Так близко стоял представитель закона перед подозреваемым, который говорил спокойным голосом, не прерываемый никем, потому что больше не звучало ни вопросов, ни замечаний. Он описывал всё так ясно и живо, как можно описать только что-то, что сам пережил. Его рассказ был складным и увлекательным – можно сказать, захватывающим – по крайней мере, такой эффект он оказывал на Петера Клауса, который стоял посреди комнаты – дальше пройти он не решался – и был неподвижен, как Лотова жена1, которая имела несчастье оглянуться назад.

А когда недалеко в кафедральном соборе пробило двенадцать, Йозеф Холцер закончил своё повествование, взял шляпу, лежащую перед ним на перегородке, поклонился и произнёс: «Всё, господин главный комиссар, мне больше нечего сказать. Прикажите увести меня».

Господин фон Лаутерн поднялся. Он потянулся и расправил пальцы, которые уже почти сводило судорогой от долгого письма, но он не обращал внимания на боль. Теперь, когда его глаза больше не были прикованы к протоколу, он смотрел с явным удивлением на худое, бледное лицо задержанного.

Главный инспектор кивнул ему дружелюбно и серьёзно, потом сделал знак Клаусу, который вздрогнул, как будто пробудившись ото сна.

«Уведите арестованного», – спокойно сказал главный комиссар.

Йозефа Холцера увели.

Покачивая головой, старый господин смотрел ему вслед.

Также и господин фон Лаутерн покачал головой.

Йозефа Холцера повели солдаты, на его тонких губах была странная улыбка.

Клаус шёл первым. Дверь камеры, где содержатся подследственные, он отпер ещё раньше, когда задержанного только привели.

Йозеф Холцер, повторно заклеймённый преступник, медлил ступать через порог камеры; должно быть, это пробудило в нём неприятные воспоминания.

Но тут, пока он стоял в нерешительности, случилось что-то странное, что-то гротескное. Петер Клаус, человеконенавистник, тюремный деспот, шагнул вперёд с дружелюбной миной и гостеприимным жестом – выглядело это так, как будто он приглашал войти какую-то важную особу, – а когда Холцер, едва обращая на него внимание, зашёл в скудно обставленную комнату, Петер Клаус поклонился, шаркнув ногой.

После это ключ проскрежетал в замке.

Убийца Вернера был передан правосудию. Это читалось в строгих лицах полицейских, но их глаза выражали что-то другое, они спрашивали, не сошёл ли с ума Петер Клаус, жёсткий, грубый Петер Клаус, который вдруг сделал книксен перед заключённым, как перед придворной дамой.

Скоро в длинных коридорах здания полиции вновь воцарилось привычное тихое спокойствие.

В одном из кабинетов, однако, стучал телеграф, а внизу во дворе снаряжали карету. Она должна была доставить господина фон Лаутерна на вокзал. Ведь в столицу можно было отправить не только телеграммы.

Ближайший поезд в Вену отходил только примерно через два часа. Господин Лаутерн уехал среди ночи из О.

Но пока тот едет в ночном поезде, мы хотим услышать, что Йозеф Холцер рассказал господам из суда, хотим услышать, что он пережил и что сделал со времени своего первого визита к господину Рудольфу.

*

После его первого прихода Терезе едва только закрыла за ним садовую калитку, как он уже исчез из её поля зрения. Он, должно быть, поспешил вперёд с немыслимой скоростью.

Так и было.

В несколько прыжков он скрылся в глубокой тени, отбрасываемой расположенными напротив домами.

Оттуда он ещё раз оглядел длинную, прямую, как по линейке, улицу. На ней царила мертвенная тишина. Йозеф Холцер, мы знаем теперь, что его так зовут, невольно потянулся к своим часам, но не достал их. Ведь он не смог бы разглядеть, какое время показывали стрелки, потому что он всё ещё стоял в густой тени.