Странная тень - [11]

Господин Шмид – или Йозеф Холцер – опустил голову. Его лицо со смешанным выражением страха и страдания, уверенности и горечи, растянулось в непостижимой улыбке. Он поднял руки к голове, дёрнул – и парик, который был на нём, лежал теперь на полу; ещё одно быстрое движение – и подбитая ватой шинель, придававшая его телу фальшивую полноту, последовала за фальшивыми волосами.

И взору предстал ещё молодой, стройный мужчина, который медленно повернул к комиссару своё худое, бледное лицо.

«Пойдёмте?» – спросил о его спокойно, с мягкой улыбкой. Господин фон Лаутерн кивнул. Они вышли.

Терезе следовала за ними на дрожащих ногах. Она едва смогла закрыть за ними калитку. Справившись с ней, она поспешила, подгоняемая ужасом, обратно в дом. На первой ступеньке она упала в обморок. Её нашёл Палм, который – по какой-то причине не спавший – заметил резкий свет полицейских фонарей и потому встал с постели и покинул свою спальню.

Он принёс лежавшую без сил женщину в её комнату и сторожил до утра, как верный пёс, на пороге зловещего дома.

«Я знал, что этот мерзавец снова окажется на моём попечении», – на пути к полицейскому участку сказал Петер Клаус идущему перед ним жандарму.

Йозеф Холцер не мог не услышать эти язвительные слова. Он обернулся к Клаусу, хотел ему что-то ответить, но поборол себя и замолчал.

Он только нетерпеливо вздохнул и больше не смотрел по сторонам. Блестевшие рядом с ним стволы ружей были для него, наверное, отвратительным зрелищем.

Четверть часа спустя он оказался в комнате, где почти не было мебели, перед входом стояли на страже полицейские, а на окнах были решётки. Деревянная перегородка высотой в половину роста делила комнату на две части. За перегородкой сидел пожилой господин.

У него были седые с металлическим отливом волосы, черты его лица были строги, а окладистая борода доходила почти до самых его глаз. Этот старик был главным комиссаром полиции, он уже тридцать лет был на службе в О. и надёжно хранил в памяти каждый проступок, каждое преступление, которое здесь было обнаружено или совершено с момента его вступления в должность. Он знал также Йозефа Холцера и его историю, знал и о его поведении в М…ской тюрьме.

Господин фон Лаутерн подошёл к нему и быстро отчитался.

«Значит, старина Клаус всё-таки был прав», – задумчиво сказал тот, затем поднялся и подошёл к перегородке, чтобы рассмотреть арестованного.

Йозеф Холцер спокойно посмотрел ему в глаза.

«Так хорошо себя вёл в тюрьме», – обратился к нему главный комиссар, – «так хорошо себя вёл, что нас должно удивить то, как быстро ты опять опустился».

«Действительно ли я опустился? Сударь! Есть ли у вас доказательства?» – вспылил бывший заключённый.

«Те, что нам ещё нужны, найдутся. Для начала нам достаточно, что ты с момента преступления слонялся вокруг дома Вернера – что тебя сегодня там схватили, замаскированным под другого человека».

«Больше вам нечего мне предъявить, господин главный комиссар», – спокойно сказал задержанный.

Слушавшие его подумали, что он начинает хамить.

Как минимум так думал Петер Клаус, который стоял, прислонившись к двери. Он бросал на мужчину, в задержании которого он принял столь большое участие, пронзительные взгляды.

«Мерзавец!» – пробормотал он в очередной раз.

Это было самое презрительное, что он мог сказать.

«Пока что я не могу ничего больше предъявить, – ответил пожилой господин на последнее замечание Йозефа Холцера, – но, боюсь, твоё положение незавидное, доказательства найдутся одно за другим, и в этот раз для тебя всё кончится плохо, очень плохо, если гипотеза подтвердится, ты же знаешь, и поэтому я напоминаю: в твоих же интересах не чинить нам препятствий. Отрицание сделает всё только хуже!»

«Я только хочу сказать, как всё было на самом деле», – улыбаясь сказал Холцер.

Улыбаясь – да, так и было. Смотревшие на него покачали головой.

Главный комиссар полиции, человек старой школы и, что важнее, человек с яркой индивидуальностью, думал об осуждённых в первую очередь как о людях – запутавшихся, но всё-таки таких же, как он. Потому что несмотря на свою седину, а может, наоборот, как раз потому что он стал стар и мудр, он не считал, что тот, кто ещё вчера был «равным ему», сегодня перестаёт им быть только из-за того, что случайно поддался искушению, которое его – образованного человека с надёжным доходом и заметным положением в обществе – никогда не посещало.

Этого старика со строгим лицом и свободомыслящей душой называли идеалистом – но он был всего лишь умным и добрым человеком.

«Нам нужен протоколист», – сказал он Клаусу. Однако прежде чем тот двинулся с места, чтобы сходить за писцом, который сидел в соседней комнате, но, возможно, уснул, господин фон Лаутерн вызвался вести протокол.

Главный комиссар принял его предложение, он, конечно, видел, что фон Лаутерн интересуется этим делом.

Личные данные арестованного были записаны, были сделаны пометки о различных наложенных на него взысканиях, которые начальник полиции зачитывал из документов, присланных по его запросу из М…ской тюрьмы после того, как за бывшим заключённым установили наблюдение.

Из этих бумаг следовало, что Йозеф Холцер на протяжении десяти лет своего срока вёл себя безупречно и что четыре месяца назад он был отпущен из тюрьмы с заработанной им суммой в размере 240 гульденов.