Страницы из дневника - [18]

Тертр, 5 марта.

Мы, Q и я, спрашиваем себя, кого предпочесть: тех, кто ненавидит нас, потому что знает нас, или тех, кто ненавидит нас, потому что нас не знает?

Старайся сам любить и ненавидеть только то, что хорошо знаешь.

Всего больше страдаешь от ненависти тех, кого любишь, кто должен был бы тебя любить и любил бы, если бы только согласился тебя узнать.

Кое-кто из молодых объявляет нас врагами, нимало не побеспокоившись справиться, не любим ли мы того, что они любят, не ищем ли его вместе с ними. Почему они не допускают, что мы можем иметь одинаковые с ними взгляды на наши былые писания, что, не отрекаясь от своего вчерашнего творчества, мы можем относиться к нему без всякого снисхождения? Чтобы устремиться к будущему, надо отвергнуть прошлое, — думают они. Они, кажется, и не подозревают, что мы, стремясь приблизиться к ним, согласны перенести все обиды и поношения от нашего поколения. Отталкивая нас, они самих себя ослабляют и самих себя предают.

Какое подкрепление они, напротив, получили бы, признав своими тех, кто, целиком принадлежа прошлому, осуждает его. Ибо абсурдно осуждать все прошлое во имя будущего, не признавать здесь, как и повсюду, преемственности, последовательности, не признавать, что дух, воодушевляющий их ныне, был более или менее придавлен, но никогда не переставал существовать. Кроме сытых людей, уютно устроившихся в настоящем, процветая там и жирея, всегда были беспокойные умы, обуреваемые тайными запросами, не удовлетворенные себялюбивым благополучием, предпочитавшие итти вперед, а не отдыхать. Взгляды сегодняшних молодых «ненавистников» представляются мне ограниченными. Ничто так быстро не устареет, как их модернизм; чтобы разбежаться в будущее, настоящему приходится опереться о прошлое и затем лишь оттолкнуться от него.

Я все больше и больше ощущаю, как я несведущ. Политика, экономика, финансы — в эту область я суюсь наугад и не без опаски, движимый растущей потребностью знать. И все больше и больше я ощущаю, как непроходимо перепутаны все проблемы. Эти вопросы так сложны, что, чем больше ими занимаешься (я, по крайней мере), тем хуже их понимаешь. Тот или иной специалист военного времени устанавливал, сообразно своим выкладкам, те или иные предвидения, ту или иную схему будущего, казавшиеся ему непреложными, а события почти всегда опровергали их.[43] В таких случаях принято говорить (ибо выкладки, как-никак, были точными) о «психологическом элементе», о «невесомом», чего не сумел, не смог или не почел своим долгом учесть ни один техник, но что является как раз моим делом, моей областью. За пределы мне не следует выходить.

Что за поразительные аргументы находят или придумывают, чтобы доказать другим или самому себе, сообразно потребности момента, что это законно, мудро и морально: ограничивать рождаемость или плодить возможно больше детей, вооружаться до зубов и под предлогом самозащиты нападать, при случае одобрить действия Японии, и завтра, конечно, притти ей на помощь!

7 апреля.

Докончил без особого интереса и удовольствия «Цемент» Гладкова. В этой молодой и новой литературе шокируют малейшие ухищрения; их здесь в изобилии, но качество их чрезвычайно низко… Условная психология кажется новой и смелой, поскольку Гладков наделяет героиню чувствами (половыми реакциями) скорей мужскими.

Все же вещь значительная. Человеческое существо до такой степени податливо, что оно быстро становится тем, во что его убедят превратиться. Я слышал, что на германскую молодежь «Цемент» оказывает сильное влияние. Ряд девушек подражает героине романа, думая, что в ней они узнают себя.

С истинным наслаждением прочел томик Чехова (в весьма посредственном переводе де Рош) «Палата N 6». Рассказ «В овраге» превосходен даже в мельчайших деталях.

«Рвач» Эренбурга — книга замечательная, подлинной новизны, исключительного ума и уверенного рисунка.

«Все мы хорошо знаем девиз романтиков: я делаю лишь то, чего не могут сделать другие.[44] Культ оригинальности… Артем делал лишь то, что делали другие. Личная идея, которая отличала бы его от других, казалась ему бесполезной и недостойной выражения…»

Выскажусь яснее: бесконечная радость — чувствовать себя в тесном общении с другими, в обмене мыслями, чувствами, ощущениями, в единстве действий; но при условии, чтобы эти «другие» не были плутами. А пока они лгут и мошенничают перед самими собой, — я смогу быть честным с собой, лишь отмежевавшись от них, лишь восстав на них. В этом нет никакого романтизма, по крайней мере — с моей стороны, но простая потребность в правде. Так как же почувствовать себя индивидуалистом в условиях буржуазного общества? Здесь Utinam ex vobis unus[45] становится позорным.

9 апреля.

Партия обещала быть интересной; но с каким чувством садишься играть, если видишь, что противники — все до одного шулера? В их рядах находишь восхитительные лица, и все-таки не можешь ими любоваться. И если бы еще можно было всегда любоваться партнерами! Но здесь убеждения должны опережать симпатии. Что стоит прибавить: «увы»! Вот в чем причина промедления, обычно принимаемого за нерешительность ума, в то время как оно есть лишь незавершенная борьба с порывами моего сердца.