Страна коров - [101]

– И это плохо? – возразил Рауль. Он стоял у питьевого фонтанчика возле моего кабинета, держа стаканчик из вощеной бумаги; он только что нагнулся попить, и крохотные бусины воды еще цеплялись за кайму его бородки. – В конечном счете, Чарли, в простоте – великая красота. Красота – в сложности, которую сделали доступной. И в представлениях, переданных результативнее. В этом залегает сама суть обучения, на мой взгляд, и в частности – преподавания в общинном колледже. Такова высшая цель самих математических изысканий.

– Но, Рауль, – сказал я, – так ли высока на самом деле эта цель? Не кажется ли вам, что еще более великая красота – в том, что слишком сложно понять? Слишком двусмысленно преподавать?

– Чарли?

– Не кажется ли вам, что идея, прославленная за бесконечное число неподтверждаемых толкований, интригует гораздо сильнее, чем та, у какой единственный исход, который можно вновь и вновь воспроизводить? Что капризное животное, бурлящее жизнью, прекраснее его соответствия, с которого содрали шкуру, выдубили ее и умело набальзамировали? И, таким образом, не согласились бы вы, что царство математики есть всего-навсего мавзолей некогда живых идей? Как музей Коровьего Мыка с его бесцветными фотографиями и законсервированной голштинкой. И если математика есть этот самый музей с его статическими экспозициями мертвых артефактов – пыльными полками, заполненными скелетами решенных загадок, – должно быть и нечто ему противоположное? Ибо у всего есть своя противоположность. А если так, чем такая противоположность может быть? Может ли она быть философией? Или музыкой? Или живописью? Или это должно быть нечто еще более величественное – поэзия, например? Потому что разве поэзия не бурлит жизнью, словно живой зоопарк непослушных позвоночных: все брыкаются и плещутся в лужах несовершенных экскрементов? Да, поэзия есть зоопарк, Рауль! Поэзия – зоопарк вопящих зверей. А математика – тихий и солидный музей, где для потомства хранятся трупы животных!..

– Что, говоря метафорически, тогда сделает поэта?..

– …Бессчастным служителем зоопарка!

– А математика?

– Умелым охотником…

– А учителя математики?

– Таксидермистом!

Рауль рассмеялся.

– А аналитика данных, Чарли? В вашей метафоре ведомственный научный работник – это?..

– Верный лабораторный техник таксидермиста!

На этом Рауль улыбаться перестал.

– Ну, вы, разумеется, вольны верить во что хотите, – пробурчал он. – Это тоже краеугольный камень нашей великой нации. Но в данном случае я бы сказал, что вы перегибаете палку. Вероятно, для всех заинтересованных сторон было б лучше, чтоб вы придерживались управления образованием!

Я рассмеялся и отпил еще чаю.

За окном кафетерия солнце садилось под иным углом, нежели вчера. Я принялся было поднимать еще один вопрос для общего обсуждения, но поймал себя на том, что осекся на середине мысли. Меня вдруг поразило неожиданное: А как у меня со временем? Сейчас позднее утро? Или ранний день? Уже начало осени? Или по-прежнему конец лета? Может ли случиться так, что, пока я тут сидел, времена года сдвинулись от растворения поздней осени к излучению ранней зимы? От воплощения семестра к его быстро приближающемуся растворению? Непреклонно дни приходили и уходили, и недели переносили меня с одного заседания прямиком на другое: вдоль по эспланаде и мимо книжного магазина, от моего кабинета в кафетерий, от целительного утешения плевательницы доктора Фелча в хладные пределы моей квартиры, соседствующей с преподавателями математики. С первого дня занятий начиная, я посещал одно заседание, призванное очертить грядущую рождественскую вечеринку, за другим; я руководил утомительными совещаниями по планированию пересмотра декларации миссии колледжа; проводил бесчисленные наблюдения на занятиях и писал несчетные отчеты, работал в комиссиях по найму, где мы перебирали безупречные резюме и уважительно кивали в ответ на отполированные телефонные отклики соискателей-лауреатов премий. Я помогал организовать факультатив для уволенных работников ранчо и вызвался помочь небольшой группе студентов основать в кампусе клуб под названием «Будущие управленцы образованием в Америке». Вместе с Раулем посещал семинары повышения квалификации по стилям обучаемости студентов и осуществлению искусственного дыхания, поддержанию сексуально допустимых отношений с сотрудниками и как собрать крепкое личное дело для подачи заявления о зачислении в штат, пониманию особых нужд особых категорий населения и признанию альтернатив вздутым мошонкам, стратегиям действенного сотрудничества с невозможными коллегами и где прятаться при резне в кампусе, как снизить тревожность на рабочем месте с применением лучших практик йоги и экономическим и педагогическим преимуществам надувания коров[31] и как инвестировать в процентный пенсионный план, подходах ко взаимодействию со студентами неопределенного культурного происхождения и, наконец, на прошлой неделе, – семинар наиважнейшей серьезности о том, как на ранних стадиях опознавать в коллегах женского пола первые признаки того, что они балансируют на самой кромке саморазрушения. (Менее чем за семестр мне удалось во всем этом развить собственные профессиональные способности!) И в отчаянной попытке примирить наш расколотый преподавательский состав – разработать такой план, который свел бы поближе разнообразные фракции кампуса как раз к рождественской вечеринке одиннадцатого декабря, – я организовал череду ответственных фокус-групп, которые надлежало проводить весь семестр.