Стихотворения. Поэмы - [8]

День опустошенный, тюль туманный,

Туалетное стекло.

Будут гости – не подай и вида,

Что ушла отсюда навсегда:

Все уйдут – останется обида,

Все пройдет – останется беда.

Тихо-тихо, лишь настороженный

Женский голос плачет за стеной,

Дальний голос, голос раздраженный

В нетерпенье плачет надо мной:

– Никому на свете не завидуй,

Я тебя забыла навсегда,

Сердце есть – пускай сожжет обиду,

Пусть в крови перегорит беда.

1938

Петух *

В жаркой женской постели я лежал в Симферополе,

А луна раздувала белье во дворе.

Напряглось петушиное горло, и крылья захлопали,

Я ударил подушку и встал на заре.

И, стуча по сырому булыжнику медными шпорами,

С рыжим солнцем, прилипшим к его гребешку,

По дворам, по заборам, – куда там! – на юг,

                                                над заборами

Поскакало по улице «кукареку».

Спи, раскинув блаженные руки. Пускай пересмешники

Говорят, как я выпрыгнул вон из окна и сбивал на бегу

С крыш – антенны и трубы, с деревьев – скворешники,

И увидел я скалы вдали, на морском берегу.

Тут я на гору стал, оглянулся и прыгнул – бегу

                                                    над лощинами,

Петуха не догонишь, а он от меня на вершок.

– Упади! – говорю и схожу на песок. Небо крыльями

                                                      бьет петушиными.

Шпоры в горы! Горит золотой гребешок!

1938

Дождь *

Как я хочу вдохнуть в стихотворенье

Весь этот мир, меняющий обличье:

Травы неуловимое движенье,

Мгновенное и смутное величье

Деревьев, раздраженный и крылатый

Сухой песок, щебечущий по-птичьи, —

Весь этот мир, прекрасный и горбатый,

Как дерево на берегу Ингула.

Там я услышал первые раскаты

Грозы. Она в бараний рог согнула

Упрямый ствол, и я увидел крону —

Зеленый слепок грозового гула.

А дождь бежал по глиняному склону,

Гонимый стрелами, ветвисторогий,

Уже во всем подобный Актеону.

У ног моих он пал на полдороге.

1938

«Я так давно родился…» *

Я так давно родился,

Что слышу иногда,

Как надо мной проходит

Студеная вода.

А я лежу на дне речном,

И если песню петь —

С травы начнем, песку зачерпнем

И губ не разомкнем.

Я так давно родился,

Что говорить не могу,

И город мне приснился

На каменном берегу.

А я лежу на дне речном

И вижу из воды

Далекий свет, высокий дом,

Зеленый луч звезды.

Я так давно родился,

Что если ты придешь

И руку положишь мне на глаза,

То это будет ложь,

А я тебя удержать не могу,

И если ты уйдешь

И я за тобой не пойду, как слепой,

То это будет ложь.

1938

25 июня 1935 года *

Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый,

Но все мне кажется, что розы на окне,

И не признательность, а чувство полной меры

Бывает в этот день всегда присуще мне.

А если я не прав, тогда скажи – на что же

Мне тишина травы, и дружба рощ моих,

И стрелы птичьих крыл, и плеск ручьев, похожий

На объяснение в любви глухонемых?

1938

«Кем налит был стакан до половины…» *

Кем налит был стакан до половины

И почему нет розы на столе?

Не роза, нет! А этот след карминный,

А этот слабый запах на стекле?

К рассвету соскользнуло одеяло,

И встала ты, когда весь мир затих,

И в смутный час кувшин с водой искала,

И побывала в комнатах моих.

Не твой ли свет – игра воды в стакане?

А на стекле остался легкий след,

Как будто мало мне напоминаний

О той заре, куда возврата нет.

Ты в белом спишь, и ты, должно быть, рада,

Сквозь явь и сон, как белый луч, скользя,

Что о себе мне говорить не надо

И ни о чем напоминать нельзя.

1939

Колорадо *

(Из Дж. Хогта)

Какой ни мерещится сон,

А все-таки сердце не радо,

Пока не приснится каньон

Далекой реки Колорадо.

Мне глиняных этих колонн

И каменных срывов не надо,

А все же – приснись мне, каньон

Реки Колорадо!

Всегда обрывается он,

Мой сон о реке Колорадо,

Мне жаль, что прервался мой сон,

Будить меня лучше не надо,

Быть может, мне снится каньон.

Подумаешь, тоже отрада —

В младенчестве виденный сон —

Глубокий безлюдный каньон

Далекой реки Колорадо!

1939

Чечененок *

Протяни скорей ладошку,

Чечененок-пастушок,

И тебе дадут лепешку —

Кукурузный катышок.

Удивился мальчик бедный,

Судомойкин старший сын:

Слишком ярко в лампе медной

Разгорелся керосин.

Просто чудо, или это

Керосинщик стал добрей?

А на мальчике – надета

Шапка в тысячу рублей.

И в черкеске с газырями

Медной лампы господин,

Все стоит он пред глазами,

Алладин мой, Алладин!

1939

Сверчок *

Если правду сказать,

             я по крови – домашний сверчок,

Заповедную песню

             пою над печною золой,

И один для меня

             приготовит крутой кипяток,

А другой для меня

             приготовит шесток золотой.

Путешественник вспомнит

             мой голос в далеком краю,

Даже если меня

             променяет на знойных цикад.

Сам не знаю, кто выстругал

             бедную скрипку мою,

Знаю только, что песнями

             я, как цикада, богат.

Сколько русских согласных

             в полночном моем языке,

Сколько я поговорок

             сложил в коробок лубяной,

Чтобы шарили дети

             в моем лубяном коробке,

В старой скрипке запечной

             с единственной медной струной.

Ты не слышишь меня,

             голос мой – как часы за стеной,

А прислушайся только —

             и я поведу за собой,

Я весь дом подыму:

             просыпайтесь, я сторож ночной!

И заречье твое

             отзовется сигнальной трубой.