Стихотворения - [34]

Иль факел Эвменид, иль луч златой любви.

В глазах его — любовь, вражда — в его крови;

Летит, и я за ним лечу в пределы мира,

То в ад, то на Олимп! У древнего Омира

Так шаг один творил огромный бог морей

И досягал другим краев подлунной всей.

Армиды чарами, средь моря сотворенной,

Здесь тенью миртовой в долине осененной,

Ринальд, младой герой, забыв воинский глас,

Вкушает прелести любови и зараз…

А там что зрят мои обвороженны очи?

Близ стана воинска, под кровом черной ночи,

При зареве бойниц, пылающих огнем,

Два грозных воина, вооружась мечом,

Неистовой рукой струят потоки крови…

О, жертва ярости и плачущей любови!..

Постойте, воины!.. Увы!., один падет…

Танкред в враге своем Клоринду узнает,

И морем слез теперь он платит, дерзновенный,

За каплю каждую сей крови драгоценной…[16]

Что ж было для тебя наградою, Торкват,

За песни стройные? Зоилов острый яд,

Притворная хвала и ласки царедворцев,

Отрава для души и самых стихотворцев.

Любовь жестокая, источник зол твоих,

Явилася тебе среди палат златых,

И ты из рук ее взял чашу ядовиту,

Цветами юными и розами увиту,

Испил и, упоен любовною мечтой,

И лиру, и себя поверг пред красотой.

Но радость наша — ложь, но счастие — крылато;

Завеса раздрана! Ты узник стал, Торквато!

В темницу мрачную ты брошен, как злодей,

Лишен и вольности, и Фебовых лучей.

Печаль глубокая поэтов дух сразила,

Исчез талант его и творческая сила

И разум весь погиб! О вы, которых яд

Торквату дал вкусить мучений лютых ад,

Придите зрелищем достойным веселиться

И гибелью его таланта насладиться!

Придите! Вот поэт превыше смертных хвал,

Который говорить героев заставлял,

Проникнул взорами в небесные чертоги, —

В железах стонет здесь… О милосерды боги!

Доколе жертвою, невинность, будешь ты

Бесчестной зависти и адской клеветы?

Имело ли конец несчастие поэта?

Железною рукой печаль и быстры лета

Уже безвременно белят его власы,

В единобразии бегут, бегут часы,

Что день, то прежня скорбь, что ночь — мечты ужасны…

Смягчился наконец завет судьбы злосчастной.

Свободен стал поэт, и солнца луч златой

Льет в хладну кровь его отраду и покой;

Он может опочить на лоне светлой славы.

Средь Капитолия, где стены обветшалы

И самый прах еще о римлянах твердит,

Там ждет его триумф… Увы!., там смерть стоит!

Неумолимая берет венок лавровый,

Поэта увенчать из давних лет готовый.

Премена жалкая столь радостного дни!

Где знамя почестей, там смертны пелены,

Не увенчание, но лики погребальны…

Так кончились твои, бессмертный, дни печальны!

Нет более тебя, божественный поэт!

Но славы Тассовой исполнен ввеки свет!

Едва ли прах один остался древней Трои,

Не знаем и могил, где спят ее герои,

Скамандр божественный вертепами течет.

Но в памяти людей Омир еще живет,

Но человечество певцом еще гордится,

Но мир ему есть храм… И твой не сокрушится!

Между маем и началом августа 1808

<ОТРЫВОК ИЗ I ПЕСНИ

«ОСВОБОЖДЕННОГО ИЕРУСАЛИМА»>

Пустынник Петр говорил в верховном совете.

Он предложил Готфреда в вожди.

Скончал пустынник речь… Небесно вдохновенье

Не скрыто от тебя сердечное движенье,

Ты в старцевы уста глагол вложило сей

И сладость оного влило в сердца князей,

Ты укротило в них бушующие страсти,

Дух буйной вольности, любовь врожденну к власти:

Вильгельм и мудрый Гелф, первейший из вождей,

Готфреда нарекли вождем самих царей.

И плески шумные избранье увенчали!

«Ему единому, — все ратники вещали, —

Ему единому вести ко славе нас!

Законы пусть дает его единый глас;

Доселе равные, его послушны воле,

Под знаменем святым пойдем на бранно поле,

Поганство буйное святыне покорим.

Награда небо нам: умрем иль победим!»

Узрели воины начальника избранна

И властию почли достойно увенчанна.

Он плески радостны от войска восприял,

Но вид величия спокойного являл.

Клялися все его повиноваться воле.

Наутро он велел полкам собраться в поле,

Чтоб рать под знамена священны притекла,

И слава царское веленье разнесла.

Торжественней в сей день явилось над морями

Светило дня, лучи лиющее реками!

Христово воинство в порядке потекло

И дол обширнейший строями облегло.

Развились знамена, и копья заблистали,

Скользящие лучи сталь гладку зажигали;

Но войско двигнулось: перед вождем течет

Тяжела конница и ей пехота вслед.

О память светлая! тобою озаренны

Протекши времена и подвиги забвенны.

О память, мне свои хранилища открой!

Чьи ратники сии? Кто славный их герой?

Повеждь, да слава их, утраченна веками,

Твоими возблестит небренными лучами!

Увековечи песнь нетлением своим,

И время сокрушит железо перед ним!

Явились первые неустрашимы галлы:

Их грудь облечена в слиянные металлы,

Оружие звенит тяжелое в руках.

Гуг, царский брат, сперва был вождем в сих полках;

Он умер, и хоругвь трех лилий благородных

Не в длани перешла ее царей природных,

Но к мужу, славному по доблести своей:

Клотарий избран был в преемники царей.

Счастливый Иль-де-Франс, обильный, многоводный,

Вождя и ратников страною был природной.

Нормандцы грозные текут сим войскам вслед:

Роберт их кровный царь, ко брани днесь ведет.

На галлов сходствует оружье их и нравы;

Как галлы, не щадят себя для царской славы.

Вильгельм и Адемар их войски в брань ведут,

Народов пастыри за веру кровь лиют.

Кадильницу они с булатом сочетали

И длинные власы шеломами венчали.