Стихотворения, 1884 г. - [9]

Вплоть до нынешних времен –

И доныне человека

Всё искал бы Диоген!

Ход веков мы видим ясно,

Нам истории скрижаль

Открывает беспристрастно

Дней давно протекших даль.

Что ж там? – Несколько сокровищ,

Много хламу жизни сей,

Много там людей-чудовищ,

Лжелюдей, полулюдей;

Всюду брани, козни, ковы,

Видны – римлянин суровый,

Грубый скиф и хитрый грек;

Много смертных полудиких,

Много малых, горсть великих…

Где же просто человек?

Был один. Он шел без грома,

Полон истины огнем.

Можно было «Ессе homo!»

Смело вымолвить о нем.

Он на всех смотрел с любовью,

Всех к бессмертью, как на пир,

Призывал, и чистой кровью

Он своей опрыснул мир.

Этот мир был им испуган;

Он был схвачен, был поруган,

Был оплеван, был казнен

От ватаги фарисейской

Смертью крестного, злодейской,

И в венке терновом он

Оцет пил средь смертной жажды…

«Человек, однако, мог

Нам явиться хоть однажды?»

– Нет, о люди, то был – бог!

Не позднее 25 апреля 1853

Звездочка

День докучен, днем мне горько.

Вот он гаснет… вот угас….

На закате меркнет зорька…

Вот и звездочка зажглась.

Здравствуй, ясная! Откуда?

И куда? – А я всё тут.

На земле всё так же худо,

Те же терния растут.

Над землей подъемлясь круто

К беспредельной вышине,

Что мелькаешь ты, как будто

Всё подмигиваешь мне?

Не с блаженством ли граничишь

Ты, приветная звезда?

И меня ты, мнится, кличешь,

Говоришь: «Поди сюда!

Круг разумных здесь созданий

Полон мира и любви,

Не заводит лютых браней,

Не купается в крови.

Здесь не будешь горе мыкать,

Здесь не то, что там у вас.

Полно хмуриться да хныкать!

Выезжай-ка в добрый час!

Тут нетряская дорога,

Легкий путь – ни грязь, ни пыль!

Воли много, места много».

– А далёко ль? Сколько миль?

Ох, далёко. Нам знакомы

Версты к Солнцу от Земли,

А с тобой и астрономы

Рассчитаться не могли.

Соблазнительным мерцаньем

Не мигай же с вышины, –

Благородным расстояньем

Мы с тобой разделены.

Сочетаньем кончить сделку

Трудно, – мы должны вести

Вечно взглядов перестрелку

Между «здравствуй» и «прости».

Знаю звездочку другую, –

Я хоть ту достать хочу –

Не небесную – земную, –

Мне и та не по плечу!

Так же, может быть, граничит

С райским счастьем та звезда,

Только та меня не кличет,

Не мигнет, – поди сюда!

Блещет мягче, ходит ниже –

Вровень, кажется, со мной,

Но существенно не ближе

Я и к звездочке земной.

И хоть так же б кончить сделку,

Как с тобой, – с ней век вести

Хоть бы взоров перестрелку

Между «здравствуй» и «прости»!

Не позднее 25 апреля 1853

Три власти Рима

Город вечный! Город славный!

Представитель всех властей!

Вождь когда-то своенравный,

Мощный царь самоуправный

Всех подлунных областей!

Рим – отчизна Сципионов,

Рим – метатель легионов,

Рим – величья образец,

В дивной кузнице законов

С страшным молотом кузнец!

Полон силы исполинской,

Ты рубил весь мир сплеча

И являл в руке воинской

Всемогущество меча.

Что же? С властию толикой

Как судьба тебя вела?

Не твоим ли, Рим великой.

Лошадь консулом была?

Не средь этого ль Сената –

В сем чертоге высших дел –

Круг распутниц, жриц разврата

Меж сенаторов сидел?

И не твой ли венценосный

Царь – певун звонкоголосный

Щеки красил и белил,

И, рядясь женообразно,

Средь всеобщего соблазна

Гордо замуж выходил,

Хохотал, и пел, и пил,

И при песнях, и при смехе

Жег тебя, и для потехи,

В Тибре твой смиряя пыл,

Недожженного топил,

И, стреляя в ускользнувших,

Добивал недотонувших,

Недостреленных травил?

Страшен был ты, Рим великой,

Но не спасся, сын времен,

Ты от силы полудикой

Грозных севера племен.

Из лесов в твои границы

Гость косматый забежал –

И воскормленник волчицы

Под мечом медвежьим пал.

Город вечный! Город славный!

Крепкий меч твой, меч державный

Не успел гиганта спасть, –

Меч рассыпался на части, –

Но взамен стальной сей власти

Ты явил другую власть.

Невещественная сила –

Сила Римского двора

Ключ от рая захватила

У апостола Петра.

Новый Рим стал с небом рядом,

Стал он пастырем земли,

Целый мир ему был стадом,

И паслись с поникшим взглядом

В этой пастве короли

И, клонясь челом к подножью

Властелина своего,

С праха туфли у него

Принимали милость божью

Иль тряслись морозной дрожью

Под анафемой его.

Гроб господен указуя,

И гремя, и торжествуя,

Он сказал Европе: «Встань!

Крест на плечи! меч во длань!»

И Европа шла на брань

В Азию, подобно стаду,

Гибнуть с верою немой

Под мечом и под чумой.

Мнится, папа, взяв громаду

Всей Европы вперегиб,

Эту ношу к небу вскинул,

И на Азию низринул,

И об гроб Христов расшиб;

Но расшибенное тело,

Исцеляясь, закипело

Новой жизнию, – а он

Сам собой был изнурен –

Этот Рим. – С грозой знакомый,

Мир узрел свой тщетный страх:

Неуместны божьи громы

В человеческих руках.

Пред очами света, явно,

Римских пап в тройном венце –

Пировал разврат державный

В грязном Борджиа лице.

Долго в пасть любостяжаний

Рим хватал земные дани

И тучнел от дольних благ,

За даянья отпирая

Для дающих двери рая.

Всё молчало, – встал монах,

Слабый ратник августинской,

Против силы исполинской,

И сильней была, чем меч,

0 Ополчившегося речь, –

И, ревнуя к божьей славе,

Рек он: «Божью благодать

Пастырь душ людских не вправе

Грешным людям продавать».

Полный гнева, полный страха,

Рим заслышал речь монаха,

И проклятьем громовым

Грозно грянул он над ним;

Но неправды обличитель

1 Вновь восстал, чтобы сказать:

«Нам божественный учитель

Не дал права проклинать».

Город вечный! – Чем же ныне,