Стихотворения, 1859–1860 гг. - [16]

И снисхожденья неземного

Исполнясь к страннику земли,

Меня, уже немолодого

Слугу, поклонника простого, —

Своим вы другом нарекли,

И в этом сане, в этом чине,

Я свысока на мир смотрю:

«Друзья! Я – друг моей богини!» —

Друзьям я гордо говорю.

И вам, с душой перегорелой,

Старик, под старость одурелой,

Вверяю, тайно от других

Я бремя мук моих бессильных,

Моих дурачеств предмогильных,

Предсмертных глупостей моих,

Любви, не стоящей вниманья

И слез, достойных посмеянья…

Но все ж – вам гласно объявлю,

Что я до гроба – не изменник:

Я ратник ваш, а там лишь пленник,

Я там влюблен, а вас люблю!

Я. П. Полонскому

Между тем как на чужбине

Лучшим солнцем ты согрет,

в холодах проводим ныне

Мы одно из наших лет.

У Невы широководной

В атмосфере непогодной,

И отсюда наш привет

Шлем тебе, наш превосходной,

Драгоценнейший поэт!

Говорят, что ты оставил

Баден – Баден и к местам

Приальпийским путь направил,

И теперь витаешь там.

Воздух сладостный Женевы,

Как дыханье юной девы,

Да влечет тебя к мечтам

И внушит тебе напевы

Новых песен, милых нам.

Коль наладит с русской кровью

Воздух тот – ему и честь.

Пусть он даст прилив здоровью

Твоему. – Ты ж нам дай весть:

Как живешь вдали и вчуже?

Мы ж поем все песню ту же:

где ж нам новую завесть?

Прозябаем в летней стуже;

А ведь все ж отрада есть.

В шубах ездим мы на дачу

Под приветный кров спеша

К тем, которых я означу

Здесь начальной буквой Ш…

Догадайся, – к тем знакомым,

Что живут уютным домом,

Где сидишь, легко дыша,

И радушным их приемом

Согревается душа,

К согреванью ж плоти грешной

Есть камин и чай гостям;

И вчера у них успешно

Побеседовалось нам;

Был Щербина, Сонцов; снова

О тебе метали слово —

Знаешь – с бранью пополам;

Вспоминали Соколова

И фон – Яковлева там.

И стихи твои читали,

И казалось мне: в тиши

В них оттенки трепетали

Подвижной твоей души,

И – не надобно портрета, —

Личность светлая поэта

Очерталась: поспеши

Дать еще два, три куплета —

И подарок доверши.

«Воплощенное веселье…»

Воплощенное веселье,

Радость в образе живом,

Упоительное зелье,

Жизнь в отливе огневом,

Кипяток души игривой,

Искры мыслей в море грез,

Резвый блеск слезы шутливой

И не в шутку смех до слез,

Легкой песни вольный голос,

Ум с мечтами заодно,

Дума с хмелем, цвет и колос,

И коронка, и зерно.

Признание в любви чиновника заемного банка

Кредитом страсти изнывая,

Красавица! У ног твоих

Горю тобой, о кладовая

Всех мук и радостей моих!

По справке видно самой верной

Что я – едва узрел твой лик —

Вмиг красоты твоей безмерной

Я стал присяжный ценовщик.

Но цифры все мои ничтожны,

Все счеты рушиться должны,

По всем статьям итоги ложны,

Я вижу: нет тебе цены!

Сам контролер – моих страданий,

Конечно б, всех не сосчитал!

Моих и мыслей и желаний,

В тебя я внес весь капитал.

Я внес – и не брал документов

На сей внесенный мною вклад.

И ждал, чтоб мне в замен процентов

Тобой был кинут нежный взгляд.

Бог дал мне домик. Чуждый миру

Сей домик – сердце; я им жил:

Я этот дом, любви квартиру,

В тебе, как в банке, заложил.

Чертог не каменный, конечно!

(Таких и нету у меня) —

Он пред тобой стоял беспечно.

Незастрахован от огня.

И обгорел, но я представил

Тебе и пепел – все, что мог;

Молю: помимо строгих правил

Прими убогий сей залог!

Прими – и действуй без прижимки:

Арест, коль хочешь, налагай,

Лишь бедный дом за недоимки

В публичный торг не назначай!

Да и к чему? Никто не купит,

Ты за собой его упрочь,

Все льготы дай! Чуть срок наступит —

Отсрочь, рассрочь и пересрочь!

Одно своим я звал именье,

И было в нем немного душ:

Одна душа в моем владеньи

Была и в ней все дичь и глушь.

Теперь и душу я, и тело

Сдаю, кладу к твоим стопам.

Ты видишь: чистое тут дело;

А вот и опись всем статьям.

Моя вся пашня – лист бумаги,

Мой плуг – перо; пишу – пашу;

Кропя дождем чернильной влаги,

Я пашню ту песком сушу…

На роковом Смоленском поле

Моя землица, но и тут

Имею я сажень – не боле,

И ту мне после отведут

Я весь, как ведомость простая,

Перед тобой развит теперь.

С натурой описи сличая,

Обревизуй и все проверь.

Тебе служить хочу и буду

Я всем балансом сил моих,

Лишь выдай мне с рукою в ссуду

Всю сумму прелестей твоих!

Мы кассу общую устроим,

Кассиром главным будешь ты,

И мы вдвоем с тобой удвоим

Свои надежды и мечты.

Хоть будет не до хваток гибель

Кой в чем; за то в любви у нас

Чрез год иль менее – уж прибыль,

Клянусь, окажется как раз.

И так из года в год умножим

Мы эти прибыли с тобой,

И вместе мы себя заложимо

В наш банк последний – гробовой!

К точкам

Знакомки старые? О вы, в немые строчки,

Средь огненных стихов, разбрызганные точки!

Скажите: бросив здесь неконченый куплет,

Сам, мимо всех чинов, насыпал в вас поэт,

Иль вы явились тут и в должности и в чине —

По независящей от автора причине?

Поставленны ль в замен игривых, острых слов,

Могущих уколоть каких-нибудь глупцов,

Которые живут на нашем попеченьи,

Имея иногда особое значенье?

Иль заменили вы нескромный оборот

Речей, способных жечь и соблазнять народ,

Вводить в лукавый грех жену или вдовицу

И заставлять краснеть стыдливую девицу?

Иль правда смелая идеи роковой,

Чтоб не тревожить мир больной, полуживой,

За вами спряталась? Так, в отвращенье грому

И шуму от езды по тряской мостовой,

Кидают пред жильем недужного солому.

Желания

Кругом существенность бедна;

Везде – концы, пределы, грани;