Стихотворения, 1859–1860 гг. - [14]

Моя пташечка сизокрылая!

Дочь отецкая распрекрасная!

Я любил тебя, моя милая.

Но любовь моя сумасбродная,

Что бедой звалась, горем кликалась,

Отцу – батюшке неугодная, —

Во слезах, в тоске вся измыкалась.

Где удачу взять неудачному?

Прировняется ль что к неровному?

Не сошлись с тобой мы по – брачному

И не сведались по – любовному.

Суждена тебе жизнь дворцовая,

Сребром – золотом осиянная;

А моя судьба – ох! – свинцовая

Моя долюшка – оловянная.

Серебро твое – чисто золото

Не пошло на сплав свинцу – олову.

Дума черная стуком молота

Простучала мне буйну голову

И я с звездочкой моей яркою,

С моей пташечкой сизокрылою

Разлучась, пошел – горькой чаркою

Изводит мою жизнь постылую.

Сон

И жизнью, и собой, и миром недоволен,

Я весь расстроен был, я был душевно болен,

Я умереть хотел – и, в думы был углублен,

Забылся, изнемог – и погрузился в сон.

И снилось мне тогда, что, отрешась от тела

И тяжести земной, душа моя летела

С полусознанием иного бытия,

Без форм, без личного исчезнувшего «я»,

И в бездне всех миров, – от мира и до мира —

Терялась вечности в бездонной глубине,

Где нераздельным все являлось ей вполне;

И стало страшно ей, – и, этим страхом сжата,

Она вдруг падает, вновь тяжестью объята,

На ней растет, растет телесная кора,

Паденье все быстрей… Кричат: «Проснись! пора!»

И пробудился я, встревоженный и бледный,

И как был рад, как рад увидеть мир свой бедный!

Казалось

Когда с тобою встречался я,

Вуаль с твоей шляпки срывал,

К ланитам твоим наклонялся

И очи твои целовал, —

Казалось: я с небом встречался

Покров его туч разрывал,

И с алой зарею сближался

И солнца лучи целовал.

Перевороты

Когда – то далеко от нашего века

Не зрелось нигде человека;

Как лес исполинский, всходила трава,

И высилась палима – растений глава,

Средь рощ тонкоствольных подъемлясь престольно.

Но крупным твореньем своим недовольна,

Природа земною корой потрясла,

Дохнула вулканом морями плеснула

И, бездна разверзнув, наш мир повернула

И те организмы в морях погребла.

И новый был опыт зиждительной силы.

В быту земноводном пошли крокодилы,

Далеко влача свой растянутый хвост;

Драконов, удавов и ящериц рост

Был страшен. С волнами, с утесами споря,

Различные гады и суши и моря

Являлись гигантами мира тогда…

И снова стихийный удар разразился,

А сверху вновь стали земля и вода.

И твари живые в открытых им сферах

Опять начинали в широких размерах:

Горы попирая муравчатый склон,

Там мамонт тяжелый, чудовищный слон —

Тогдашней земли великан толстоногой —

Шагал, как гора по горе; но тревогой

Стихий возмущенных застигнутый вдруг,

В бегу, на шагу, вдруг застыл, цепенеет…

Глядь! жизни другая эпоха яснеет,

И новых живущих является круг.

И вот при дальнейшей попытке природы,

Не раз обновляющей земли и воды

И виды менявшей созданий своих, —

Средь мошек, букашек и тварей иных,

В мир божий вступил из таинственной двери,

Возник человек – и попятились звери.

И в страхе потомка узнав своего

И больше предвидя в орехах изъяна,

Лукаво моргнула, смеясь, обезьяна,

Сей дед человека – предтеча его.

И начал он жить поживать понемногу,

Сквозь глушь, чрез леса пролагая дорогу,

Гоня всех животных. Стрелок, рыболов,

Сдиратель всех шкур, пожиратель волов,

Взрыватель всех почв – он в трудах землекопных

Дорылся до многих костей допотопных,

Отживших творений; он видит могилы,

Где плезиозавры, слоны, крокодилы,

Недвижные, сном ископаемым спят.

Он видит той лестницы темной ступени,

Где образ былых, первородных растений

На камне оттиснут; в коре ледяной

Труп мамонта найден с подъятой ногой;

Там мумии древних фантазий природы —

Египет подземного мира; там – своды

Кряжей известковых и глинистых глыб

С циклоповой кладкой из черепов плотных,

Из раковин мелких, чуть зримых животных

И моря там след с отпечатками рыб.

Над слоем там слой и пласты над пластами

Являются книгой с живыми листами.

Читает ее по складам геолог.

Старинная книга! Не нынешний слог!

Иные страницы размыты, разбиты,

А глубже под ними – граниты, граниты,

А дальше – все скрыто в таинственной мгле

И нет ни малейших следов организма;

Один указует лишь дух вулканизма

На жар вековечный в центральном котле

И мнит человек: вот – времен в переходе,

Как много работать досталось природе,

Покуда, добившись до светлого дня,

С усильем она добралась до меня!

И шутка ль? Посмотришь – ее же созданье

Господствует, взяв и ее в обладанье!

Природа ж все вдаль свое дело ведет,

И втайне день новый готовит, быть может,

Когда и его в слой подземный уложит,

А сверху иной царь творенья пойдет.

И скажет сын нового, высшего века,

Отрыв ископаемый труп человека:

«Вот – это музею предложим мы в дар —

Какой драгоценный для нас экземпляр!

Зверь этот когда – то был в мир нередок,

Он глуп был ужасно, но это – наш предок!

Весь род наш от этой породы идет».

И древних пород при образе отчетом,

Об этом курьезном двуногом животном

Нам лекцию новый профессор прочтет.

Не надо

Ты счастья сулишь мне. Ох, знаю я, да!

Что счастье? – Волненье! Тревога!

Восторги! – бог с ними! Совсем не туда.

Ведет меня жизни дорога.

Я знаю, что счастье поднять не легко.

Ну, мне ли тащить эту ношу?

Я с нею, поверь, не уйду далеко,

А скрючусь и вмиг ее сброшу.

Я в том виноват ли, что в пылких делах

Порывистых сил не имею,

Что прытко ходить не могу в кандалах,