Стихотворения, 1859–1860 гг. - [13]

Два крепких земных великана;

То – Риги – гора и Пилат.

Меж ними, в пучину эфира,

В его лучезарную высь

Громады альпийского мира

Могучей семьей вознеслись.

Та – острой подобная крыше,

Та – словно с аркадами мост.

Идут они выше и выше,

Как будто на спор вперерост,

И гнутых и ломаных линий

Волшебный, картинный надрез

Подходит в дали темно-синей

Под купол бездонных небес.

Чем дальше – тем больше означен

Их очерк; их дымчатый вид

Чем дальше, тем больше прозрачен

И с небом загадочно слит.

Иные, средь гордого взбега

Сияя денницы в лучах,

Покровы из вечного снега

Несут на широких плечах;

И снег так легко разметался,

Так бережно лег на хребты,

Как будто измять их боялся

Святых изваяний черты.

А те – облаками пушатся

И дымно парят в вышине,

Как будто кадильно курятся

В безмолвной молитве оне.

И с ними молюсь я умильно

И с ними тону в небесах,

И крупные слезы обильно

В моих накипают глазах.

Для чувства ищу выражений

И слов… Но одетый в лучи

Природы невидимый гений

Мне шепчет: не порти! молчи!

Чортов мост

Страшно! Небо мглой объято,

И скала скалу гнетет.

Меж скалами круто сжата

Хлещет пена водоската,

Прыщет, воет и ревет.

Ветер рвет в ласкутья ризу,

Что туман горам соткал;

Я леплюсь по их карнизу,

Тучи сверху, тучи снизу,

Сверху, снизу – ребра скал

Муза! Дай мне голос барда —

Голос в божью высоту!

Я без крыл здесь на лету:

Я – на высях Сен-Готарда,

Я – на Чортовом мосту!

Ночью

Ночь темна и тепла;

Благодатная мгла

На долины легла.

Горы в дымке ночной

Восстают предо мной

Необъятной стеной.

Вышина! Тишина!

Люди… Ночь их полна

Обаянием сна.

Но где шум их заглох, —

Принимают мой вздох

И природа и бог.

Утром

Солнечный свет, как сквозь сито просеян,

Сыплет мелко сквозь частые ветки,

И на тропинку мне падают с неба

Светлые сетки и темные сетки:

Словно опутан, иду я. Прохладно.

В чаще сокрытая птичка щебечет,

И ручеек через камешки змейкой

Вьется и шопотно что – то лепечет.

Так хорошо тут. Отрадная свежесть

Льется и в грудь мне и, кажется, в душу…

Так и боюсь я, что грешным дыханьем

Чистого утра святыню нарушу.

Добрый совет

Что думать? Покоряйся,

Лиза, участи своей!

Время дорого: решайся

Выйти замуж поскорей!

Благо, есть жених маститый.

Старым смотрит он хрычом;

Он подагрик знаменитый

И разбит параличом.

Он восторгам не научит,

Но, по – старчески любя,

Ведь не долго ж он помучит

Дряхлой нежностью тебя.

А пока на ладан дышит,

Скорчен жизненным трудом,

В дар тебе он свой запишет

Трехэтажный славный дом.

Ты ж свой жар, которым пишешь,

В благодарность обратя,

В дар ему свое запишешь

Богом данное дитя.

И старанья, и участья

Твоего приемля плод,

Он от радости и счастья

К разрушенью вмиг пойдет,

И умрет, оставив пряжку —

Знак служебной чистоты,

И за мертвого бедняжку

Пенсион получишь ты.

И за сборной колесницей

Ты пойдешь – хвала творцу! —

Интересною вдовицей:

Траур так тебе к лицу!

Все люди

Все люди, люди, человеки!

А между тем и в нашем веке,

В широкой сфере естества,

Иной жилец земли пространной

Подчас является нам странной

Ходячей массой вещества.

Проводишь в наблюденьях годы

И все не знаешь, как расчесть:

К которому из царств природы

Такого барина отнесть?

Тут есть и минерала плотность,

И есть растительность – в чинах,

И в разных действиях – животность,

И человечность – в галунах.

Не видно в нем самосознанья;

Он только внешность сознает:

С сознаньем чина, места, званья

Он смотрит, ходит, ест и пьет.

Слова он внятно произносит,

А в слове мысли нет живой, —

И над плечами что – то носит,

Что называют «головой»,

И даже врач его клянется

В том честью званья своего,

Что нечто вроде сердца бьется

Меж блях подгрудных у него,

Что все в нем с человеком схоже…

А мы, друзья мои, вздохнем

И грустно молвим: боже! боже!

Как мало человека в нем!

Светлые ночи

Не все – то на севере худо,

Не все на родном некрасиво:

Нет! Ночь наша майская – чудо!

Июньская светлая – диво!

Любуйтесь бессонные очи!

Впивайтесь всей жадностью взгляда

В красу этой северной ночи!

Ни звезд, ни луны тут не надо.

Уж небо заря захватила

И алые ленты выводит,

И, кажется ночь наступила,

И день между тем не проходит.

Нет, он остается, да только

Не в прежнем пылающем виде:

Не душен, не жгуч, и нисколько

Земля от него не в обиде.

Он долго широким разгаром

В венце золотом горячился,

Да, видно, уж собственным жаром

И сам наконец утомился.

Не стало горячему мочи:

Он снял свой венец, распахнулся,

И в ванну прохладную ночи

Всем телом своим окунулся, —

И стало не ярко, не мрачно,

Не день и не темень ночная,

А что – то, в чем смугло – прозрачно

Сквозит красота неземная.

При свете, проникнутом тенью,

При тени пронизанной светом,

Волшебному в грезах виденью

Подобен предмет за предметом.

Весь мир, от (вчера) на (сегодня)

Вскрыв дверь и раскинув ступени,

Стоит, как чертога господня,

Сквозные хрустальные сени.

Ты мне все

Воздуха чистого в легком дыхании

Мне твоей поступи веянье слышится;

На море, белой волны колыхании

Все мне волна твоих персей колышется,

Тополя стройного в лиственном шелесте

Чудится топот твой нежный, таинственный, —

В целой природе твои только прелести

Я созерцаю, о друг мой единственный.

Ты – мое сердце в полудне высокое,

Месяц серебряный, звездочка скромная;

Ты – моя радость и горе глубокое,

День мой блестящий и ночь моя темная.

Песня

Ох, ты – звездочка моя ясная!