Стихи - [33]

Шрифт
Интервал

Не дано мне на землю упасть!

1948

" Из-за поворота "

Из-за поворота
                                    лоснящимся ящером,
Ртутные блики по рельсам гоня,
Глазом помаргивая растащенным,
Вагон
               накатывается
                              на меня.
Он гонит прохладу,
                                    притёртый, как поршень,
И тормоз визжит,
                                    как ладонь по стеклу.
Раздвинуты двери.
                                    Минута — не больше —
И вновь улетает в тоннельную мглу.
А мне выходить.
                                    Остановка “Динамо”.
Как пара гармоник гудит эскалатор.
И я выхожу.
                                    За деревьями прямо
Заря доцветает бухарским халатом.
А глянешь направо —
                                    весомо и зримо,
Почти неподвижно издалека,
На сизых столбах фабричного дыма
Античным фронтоном лежат облака.

1948

" За годом год — и выстроено зданье "

За годом год — и выстроено зданье
Неброской и неяркой красоты
Из кирпичей рассудка и страданья,
Из кирпичей сомненья и мечты.
Там, где рабы воздвигли пирамиды,
Мы выстроили скромные дома
Из кирпичей презренья и обиды,
Из кирпичей смятенья и ума.

Конец 1950-х или начало 1960-х

" Я друзей не виню, потакавших порокам, "

Я друзей не виню, потакавших порокам,
О которых потом помянём.
Но пришли времена. За каким-то порогом
Я остался при вас и при нём.
В Буде пела луна над булыжною рябью,
Жёлтым венчиком газ прогорал.
И квадратный собор с исступлённостью рабьей
Выводил свой кирпичный хорал…
Всё равно мы бродили, вкусившие соли,
Мимо дымных руин мятежа,
Где пронзала луна потолки, антресоли
Острием голубого ножа.
Мы — мятежные, мы — усмирённые люди,
Нам не страшны уже палачи…
И как жёлтые бабочки в каменной Буде,
Фонари трепетали в ночи.

1962

" Из самой из Германии, "[7]

Из самой из Германии,
С оторванной рукой
Идёт солдат израненный
Тихонечко домой.
Идёт он из неметчины,
Душа его болит,
Немного недолеченный
Военный инвалид.
Не ждёт родная матушка
Солдатика с войны.
Она и родный батюшка
Давно в сырой земли.
Не ждёт жена-красавица
Солдата-муженька.
Недаром похоронную
Прислали из полка.
Идёт, а дело к вечеру,
Деревня уж видна.
Идет, а прямо встреч ему
Красавица жена.
К плечу его потёртому
Припала головой.
“Вы плачете по мёртвому,
А я ещё живой.
Видать, не ожидали вы
Такого злого дня.
Скажите, с кем гуляли вы
В отсутствие меня?”
Идёт солдат тропиночкой
По рощам, по лугам.
Ласкаются былиночки
К солдатским сапогам.

" Привели в отделенье милиции, "

Привели в отделенье милиции,
Где портрет и засохший букет,
Девчоночку в платьице ситцевом
Восемнадцати с чем-нибудь лет.
Девчонка, ты, девчонка,
До чего ж ты себя довела?
Ведь папаша твой был домуправом,
А мамаша кассиршей была.
Но явился подлец-соблазнитель,
Фраер видом, легавый душой.
Угощал он тебя лимонадом,
Говорил, что он техник зубной.
Меня выгнали мама и папа.
Как случилась такая беда?
Соблюсти я себя не сумела
И гулящею стала тогда.
Я в притоне спозналась с ворами,
Полюбил меня Федька-цыган.
Только ночки осенние знают,
Как умеет любить хулиган.
В ресторане второго разряда
Мы сидели с Цыганом вдвоём.
Вдруг я вижу, подлец-соблазнитель
Угощает девчонку вином.
Я Цыгану его показала,
Он решил отомстить за обман.
“Попрошу вас по личному делу”, —
Говорит ему Федька-цыган.
Испугался подлец-соблазнитель,
Но взметнулось “перо” на лету,
И горячая кровь покатилась
По его дорогому пальту.
Мусора засвистели мгновенно,
Окружили кругом ресторан,
И упал на буфетную стойку
Окровавленный Федька-цыган.
Я прошу вас, товарищи судьи,
Вы судите меня заодно,
Потому что без Федьки-цыгана
Не желаю я жить всё равно.

" Старушка ты, старушка "

Старушка ты, старушка,
Что ты всё живёшь?
Что же ты, родная,
Старушка, не помрёшь?
Старушка отвечает:
“Я жить ещё хочу,
Ведь, может быть, письмишко
От сына получу”.
А сын ееё разбойник
Томится в лагерях,
И землю он копает
С лопатою в руках.
Несчастная старушка
Сидела в темноте,
А сын её явился
В разорванном пальте.
“Сыночек, мой сыночек,
Одуматься пора.
Пошёл бы ты, родимый,
Хотя б в редактора”".
А сын ей отвечает:
“Работать не хочу,
Уж лучше в трибунале
Я вышку получу”.[8]

Первый день

Хоть есть в этом мире несходство
Прожектов, свершений, задач,
Но всё разрешается просто,
Когда заиграет трубач.
Когда тот трубач заиграет,
И встрёпанный ворон заграет,
Готовясь в свой страшный полёт,
Забравшись в шинель новобранца,
Мы старые кинем пальто,
И новым предстанет пространство
И время настанет не то.

80-е гг.

Усталость

В сон — как в воду, студёную, чистую, свежую,
В сон — как в шубу — закутался — спи,
В сон — как в пену сыпучую, снежную,
В сон — как в запах полынной степи,
В сон, безудержный, как усталость,
В сон медовый, лиственный, травяной —
Полной грудью, чтобы легко дышалось,
В сон прозрачный, трепещущий, слюдяной.

60-е гг.

" Как-то наискось, наклонно "

Как-то наискось, наклонно
На меня летят планеты
И к моим протёртым окнам
Прилипают, как монеты.
Так стоокими очами
На меня глазеет Млечный,
Как мальчишка на заборе —
Равнодушный и беспечный.
Что ему! Плевать и только!
Он же — Млечный, он же вечный!

60-е гг.

Песенка для «Будильника»[9]

Ну, предположим, я — король,
Но добрый и весёлый.
И неужели в этом соль,
Что оказался — голый?
Зачем же напоказ,

Еще от автора Давид Самойлович Самойлов
Цыгановы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Памятные записки

В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)


Мемуары. Переписка. Эссе

Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.


Избранное

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Струфиан

Уже много лет ведутся споры: был ли сибирский старец Федор Кузмич императором Александром I... Александр "Струфиана" погружен в тяжелые раздумья о политике, будущем страны, недостойных наследниках и набравших силу бунтовщиках, он чувствует собственную вину, не знает, что делать, и мечтает об уходе, на который не может решиться (легенду о Федоре Кузьмиче в семидесятые не смаковал только ленивый - Самойлов ее элегантно высмеял). Тут-то и приходит избавление - не за что-то, а просто так. Давид Самойлов в этой поэме дал свою версию событий: царя похитили инопланетяне.  Да-да, прилетели пришельцы и случайно уволокли в поднебесье венценосного меланхолика - просто уставшего человека.