Стихи - [31]

Какой нам странный март подарен!

Он был и нежен, и суров,

И простодушен, и коварен —

И полон снега и ветров.

Был март несбывшихся желаний,

Ненужных, застарелых пут,

И затянувшихся прощаний,

Которым срока — пять минут.

Морозный март в снегу по пояс,

Он жил беспечно как дитя,

О будущем не беспокоясь

И о прошедшем не грустя.

март 1957

" Проводила в путь последний. "

Проводила в путь последний.

Дверь захлопнула в передней.

Он идёт по переулку

С папироской на губе.

Первый дождь полощет гулко

Горло в цинковой трубе,

Он шагает, он вдыхает

Тополиную пыльцу.

Слёзы быстро высыхают —

Дождь струится по лицу.

И навстречу новым бредням

Он шагает сам не свой.

Дверь захлопнулась в передней,

Вроде крышки гробовой.

1957 или 1958

" Запахло весной невесомой "

Запахло весной невесомой

На улицах, на площадях,

И город стоит полусонный

И страсти меня не щадят.

И, словно с крутого разбега,

Стучать начинают сердца,

Пьянея от талого снега,

Как юный солдат от сырца.

конец 1950-х или начало 1960-х

" Я сегодня в запой тоскую, "

Я сегодня в запой тоскую,

И оплакиваю, и виню,

И с ушедшими я толкую,

И оставшихся хороню.

Не осколочками металла

И не капельками свинца

Раскидало нас, разметало,

Разлучило наши сердца.

Разлучили нас только робость,

Только робость и суета,

Разъедавшие сердца область,

Полость горла, как кислота.

Только пьётся, но не поётся,

Сердце бьётся, но не гремит.

Всё ушедшее остаётся,

Всё оставшееся томит.

конец 1950-х или начало 1960-х

Мой стих

Мне друзья преподносят упрёки,

Что пишу я редко и мало.

Да, я знаю об этом пороке.

Что ж мой стих безо времени смяло?

Я бы мог привести им резоны —

Дескать, то, да другое, да третье.

Что повсюду стояли препоны,

Что не я виноват, а столетье.

Нет! Я сам изломать его тщился!

Сам добром называл беззаконье,

Белым голубем — племя воронье.

Он учился и не научился.

Я гонял его за подаяньем,

Попрекал его коркою чёрной.

Всё равно он стремился к деяньям,

Он был лучше меня и упорней.

Мне друзья подносили упрёки.

Мне враги наносили обиды.

И кишели вокруг лжепророки

И стихи их жирели, как гниды.

Думал: дурь из него я повыбью,

Доведу я его до приличья,

Чтобы стал карасём на безрыбье,

Чтоб вороною стал на бесптичье.

Но, как узник в тюремном халате,

Прикрывающем узкие плечи,

Он молчал, как молчат в каземате,

Сохраняя достоинство речи.

Только сделался резче и гуще,

Недоступней обидам, досадам.

Он был сослан, а позже отпущен,

Амнистирован, но не оправдан.

И опять он стучит в мои двери,

Еретик, изрыгающий пламя,

Чтобы с паперти крикнуть о вере

Фарисеям, торгующим в храме.

конец 1950-х или начало 1960-х

Прощание с Грузией

Рассвет едва-едва сквозил

Сквозь дождевые капли.

Я был счастли’в, я увозил

С собой улыбку Картли…

Ещё не спал вчерашний хмель,

Я озирал природу.

Какой-то город, как в купель,

Глядел в речную воду.

Темнели горы вдалеке,

И крепость над долиной

Была, как сокол на руке

В охоте соколиной.

Потом рассвет отполыхал

Лиловым, сизым, алым,

И я увидел перевал,

И был над перевалом.

И я последний бросил взгляд

Туда, где возле Млета

Каких-то два часа назад

Со мной простилось лето.

Прощай, прекрасная страна!

Привет тебе с порога!

Немало попил я вина

Из крученного рога.

Какие ночи за столом

Прошли в хмельном угаре,

И как шумела за окном

Взволнованная Мтквари!..

Бывает в чувствах острота,

В уме такая ясность,

Что важным смыслом налита

Для нас любая частность —

Суровый облик старика

И голые побеги,

И женщина у родника

С кувшинами в Казбеги,

И медно-бурая скала,

И коз мохнатых кучка,

И седловина, где спала

Растрёпанная тучка…

Я всё увидел в этот миг

И с чувством сладкой боли

Произносил прощальный стих

Почти помимо воли.

около 1961

Железная мазурка

Мы в дом постучались ночью,

Нам сразу дверь отворили.

Тогда я увидел очи,

Очи панны Марыли.

Зрачки её были бездонны

От ужаса и от боли.

В них руки ломали мадонны

В огненном ореоле.

Над городом порохом пахло,

И жжёным железом, и толом.

Кудлатое пламя, как пакля,

Металось над старым костёлом.

Всё прядало и мельтешило,

И тени качались в проулке.

И сразу метель закружила

Под звуки железной мазурки.

О, старая польская лира!

О, музыка, слава и нега!

О, бледная панна Марыля

В мазурке света и снега!

Я дверь прикрыл за собою,

Шагнул я грубо и смело.

И окон стекло голубое

Плясало, дрожало и пело.

Окно озарялось ракетой

И сразу ночь выцветала.

Над женщиной полураздетой

Три зеркала хохотало.

А может, сама Марыля

Смеялася? Не сама ли?

В зрачках её, спутав крылья,

Три ангела руки ломали.

Снег вспыхивал за занавеской,

И ды’мы метались, как бурки,

Плясал городок мазовецкий

Под звуки железной мазурки.

1961[6]

" На любовь даётся право, "

На любовь даётся право,

А ревность живёт без прав.

Она растёт, как травы,

Она сильнее трав.

Она растёт зимою

На льду и на снегу.

И я с такой живою

Бороться не могу…

1945

Декабристы

Поэзия! не хитросплетеньем,

Не покоем, не отводом глаз —

Ты дана нам гамлетовской тенью,

Чтобы мучить слабых нас.

Не затем, что сами не доели,

Не затем, что низость лезет в честь,

Не затем, что будни надоели,

А вино в бутылках есть;

А затем, чтоб на Сенатской пушки

Разбудили дремлющий металл;

А затем, чтоб Александр Пушкин

Нам стихи о вольности читал.

Она подобна пламенному сплаву

Неповиновенья и тоски,

Где генералы, отвергая славу,

К Рылееву идут в ученики.

1946

Из поэмы

Тяжёлый мост в пыли заката