Степные рубежи России - [28]
Где нельзя было применить силу, действовал искус подарков и наград. Столкнувшись в 1786 году с российским требованием присягнуть императрице, простые казахи согласились, последовав совету религиозного руководителя, муфтия, сказавшего, что закон не запрещает им лгать христианам и, следовательно, они могут согласиться на требования русских, чтобы получить от них подарки[169].
Кого-то вводили в заблуждение, кого-то подкупали выплатами и подарками, кого-то устрашала русская армия – но все разнообразные народы в южном пограничье России должны были смириться и стать верными подданными. Политическую идентичность местных жителей как подданных российской короны следовало создать заново при помощи присяги на верность. Так начинался долгий и трудный путь их политической интеграции в православную Российскую империю.
Аманаты: заложники судьбы
Дожил есми до старости и преж сего веривали во всяком деле моему слову, а закладу есми и шертованья никому не давал.
Кабардинский правитель алкас русскому послу, 1589
…горских аманатчиков старатца склонять ко обучению российской грамоте и приводить в людкость, а от варварских нравов отводить… и тогда бы и в аманатах нужды не было когда дети их в училище были и могли бы современем совсем и к вере христианской притти…
Доклад астраханского губернатора Петра Кречетникова императрице Екатерине II, 1775[170]
Какие бы ни приносились присяги на верность, Москва не имела особых иллюзий по поводу того, насколько серьезно ее соседи относятся к этим присягам, устным или письменным. Взгляды Москвы вкратце выразили два ее посланника ко двору грузинского царя Александра в 1598 году. Советуя царю не доверять мусульманам, они рассказали о двух кабардинских князьях, которые поклялись в верности русскому царю, а затем нарушили свою клятву, поскольку они «бусурманы, в правде не крепки, обема [обоим] им верити нелзя»[171]. Судя по всему, одной присяги недоставало, и Москва требовала заложников, чтобы гарантировать верность новых подданных московскому государю.
Заложники были одним из средств обеспечения ненарушения мирного договора со стороны местных правителей, но вместе с тем и зримым символом господства Москвы. Было очевидно, что тот, кто вручает заложников, тем самым отказывается от своего суверенитета, и эти два обстоятельства упоминались вместе: о местном правителе сообщали, что он стал подданным на службе государя и предоставил в качестве заложника своего законного сына или принес присягу и выдал заложника[172]. Подобные заложники, известные как аманаты (тюркский термин, происходящий от арабского аманат – нечто, врученное на сохранение), выбирались из числа местных жителей и передавались российским властям.
Русские чиновники настаивали на том, чтобы заложников выбирали из лучших семей, и порой отказывались принимать аманатов из тех семей, которые казались им менее важными. Наиболее часто заложниками становились представители семьи правителя – его сыновья, братья и племянники[173]. Вопрос о том, кого можно послать в русские города в качестве аманата, был источником многочисленных ссор между российскими властями и местными жителями. Самыми ценными заложниками были сыновья местного правителя, и в первую очередь его потенциальный наследник. Впрочем, даже если правитель вручал русским старшего сына от первой жены, он не заслуживал доверия: в 1589 году грузинский царь Александр предупреждал русских послов, что «шевкалу верить не можно; хотя он и сына даст в заклад или брата своего – и то не во что: сынов у него много, что собак»[174].
Таким образом, заложники были не слишком надежной гарантией верности своих народов московскому государю. Кроме того, многие местные жители отнюдь не были готовы немедленно подчиниться наглым требованиям соседа. В 1606 году, в первую встречу с калмыцким правителем Хо-Урлюком, посланцы пограничного сибирского города Тара объявили ему ультиматум: Хо-Урлюк должен был принести присягу верности московскому государю и вручить ему заложников или покинуть землю, на которой он находился. Оскорбленный подобными требованиями Хо-Урлюк приказал казнить московских послов. Спустя три десятилетия калмыки по-прежнему отказывались предоставлять заложников, а однажды решительно заявили, что никогда не сделают этого, поскольку их вожди – потомки Чингисхана (что было неправдой). Лишь в 1657 году правители Пунцук и Манджик согласились отправить четырех аманатов в Астрахань. В письме в Москву они заметили, что, хотя калмыки никогда так не поступали, они решили пойти навстречу упорным требованиям астраханского воеводы[175].
Эта перемена, когда калмыки, ранее отказывавшиеся удовлетворять московские требования по выдаче аманатов, в конечном счете выполнили их, была типичной для отношений степных народов с Россией. Конечно, вручение или обмен заложников – это была широко известная и распространенная практика, как в Евразийской степи, так и в других областях мира. Например, сторона, проигравшая войну, вручала заложников победителю в знак своей покорности. Кроме того, две равных стороны могли обменяться заложниками в знак своих мирных намерений. Но Москва требовала заложников, не одержав победы на поле боя и не выступая одной из двух равных сторон. Неудивительно, что первоначальная реакция степных правителей варьировалась от гнева до удивления. В конечном счете, однако, Москва могла задействовать убедительный аргумент, который практически всегда успокаивал сомнения местных правителей, – обещание подарков.
