Степные рубежи России - [108]

С XVI века Москва в степном пограничье стремилась сократить урон от набегов кочевников, перенаправить их на врагов России и использовать кочевых всадников как нерегулярную часть российской армии. Со временем многочисленные кочевые армии оказались бессильны перед российскими мушкетами и артиллерией, речными кораблями с пушками и опустошительными казачьими набегами. К XVIII веку российская армия научилась вести куда более эффективные военные кампании в степных условиях. Строительство укрепленных линий продвинуло базы снабжения дальше на юг, а использование легких полевых пушек имело разрушительные последствия для кочевых армий.

Продвижение укрепленных линий вглубь Степи немедленно привело к серьезным последствиям для степных обществ. Получив возможность сдерживать нашествия кочевников, Россия лишила их традиционного источника доходов – добычи. Потеряв легкий доступ к товарам и рабам, кочевники оказались в еще большей зависимости от доступа к российским рынкам, где они могли покупать, выменивать или выпрашивать ценные товары. Более того, правительство распространило свой контроль и на традиционные кочевые пастбища, поставив жизненно важные сезонные откочевки в зависимость от доброй воли российских властей.

Степняки были не в состоянии состязаться с растущей мощью российского правительства и постепенно теряли возможность на что-либо повлиять. У них не было иных инструментов, кроме набегов, письменных протестов и миграции на другое место жительства. Им было не под силу совладать с тяжелой машиной российской колонизации – с огневой мощью русской армии; с бюрократией, вооруженной писцами, переводчиками и таможенными чиновниками; с жаждущими земли колонистами; с церковниками, твердо намеренными спасти души коренных жителей; и, наконец, с разъедающим соблазном возможностей, которые Россия предоставляла все большему числу беглецов из Степи.

Но, несмотря ни на что, успех России в деле расширения и стабилизации своего южного пограничья обошелся ей очень дорого, как с человеческой, так и с материальной точки зрения. Самый приблизительный подсчет позволит получить представление о том, сколь велики были прямые расходы правительства в пограничье. В первой половине XVII века крымские татары получили от Москвы 1 миллион рублей налогами и данью. Кроме того, за эти годы они захватили в плен от 150 до 200 тысяч русских жителей[625]. По самым скромным подсчетам, исходящим из среднего выкупа в 50 рублей на человека, на выкуп 100 тысяч человек требовалась сумма 5 миллионов рублей. Таким образом, за пятьдесят лет Москва заплатила только одному Крыму 6 миллионов рублей. На 1 миллион рублей, потраченный с 1600 по 1650 год, можно было бы в год строить по четыре небольших города. Таким образом, за первую половину XVII века Россия недосчиталась 1200 небольших городов. Россия была менее урбанизирована по сравнению со своими западноевропейскими соседями, это факт – но мало кто понимает, что эта нехватка городских центров может в большой степени объясняться тем, что происходило в южном пограничье России.

Число непостроенных городов и поселков, число нераспаханных полей еще ярче продемонстрирует, насколько был замедлен рост России, если мы представим, сколь велики были расходы и ресурсы, направленные на защиту южного пограничья: утрата рабочей силы, т. е. тех русских жителей, которые попали в плен и были проданы в рабство; утрата скота и ценных предметов, ставших добычей кочевников; разрушенные деревни и города; подарки, выкупы и иные платежи степным элитам; постоянное строительство новых укрепленных линий («Великой Российской стены»); расходы на гарнизоны и вспомогательные войска[626].

Даже тогда, когда Монгольская держава давно стала достоянием истории, существование южного пограничья продолжало всячески ослаблять российскую экономику. Россия теряла не только сотни тысяч человек, захваченных в ходе набегов, но и тысячи русских беглецов, предпочитавших пограничную жизнь, вольную волю и приключения тяготам каждодневной домашней жизни. Они стали казаками, зеркальным отображением своих кочевых противников, и тоже жили добычей и грабежом.

На первых порах у российского правительства не было другого выбора, кроме как мириться с бегством в пограничье. Затем оно начало поощрять и поддерживать казачьи рейды как лучшее лекарство от набегов кочевников. На определенном этапе бегство на окраины сыграло для России роль предохранительного клапана, но через некоторое время этот клапан перестал работать. В конечном счете правительство сумело закрепить свой контроль над пограничьем и над казаками, хотя и вызвав ряд казачьих восстаний, традиционно и ошибочно называемых «крестьянскими войнами». До середины XIX века пограничный регион оставался средоточием самых крупных антиправительственных выступлений, во главе которых стояли казаки (Смутное время, восстания Разина и Пугачева).

Сама природа степного пограничья определяла характер главных экономических и социальных учреждений России. Правительству было куда легче завладеть новыми территориями на юге и юго-востоке, чем заселить и распахать их. Не случайно абсолютное большинство поместных земель, вручаемых царями за военную службу и принадлежавших своим владельцам, только пока они несли эту службу, находились на юге и юго-востоке, в то время как вотчины, находившиеся в безусловной собственности своих владельцев, были более распространены в западной части России.