Степные рубежи России - [107]

. Остается лишь задаваться вопросом, придерживался ли генерал подобных же взглядов по поводу положения русских крепостных.

Новоприобретенные земли недолго пустовали. Вскоре был издан приказ следовать примеру Новороссийской губернии и распределять земли по ту сторону укрепленной линии. Некоторые чиновники рекомендовали отвести земли вдоль Терека под пашню, виноградарство и шелководство. Земли вокруг Моздока были поделены между казаками, русскими поселенцами и беглецами с Кавказа[623]. Со временем новоприобретенные земли полностью превратились из пастбищ, находившихся в совместном владении местных жителей, в сельскохозяйственные угодья в частной собственности русских. Земли, прежде бывшие опасным пограничьем, окончательно стали имперской окраиной.

Заключение

Южное и юго-восточное пограничье России, расположенное на западной окраине Евразийской степи, не особо отличалось от территорий на рубежах других государств и империй, граничивших со Степью, таких как северное и северо-западное пограничье Китая или северное и восточное пограничье Персии. Оседлые сообщества, жившие вблизи степных рубежей, никогда не чувствовали себя в безопасности, ожидая, что из сердца Центральной Азии (современной Монголии и Северо-Западного Китая) придет новый кочевой народ, который одержит верх над всеми соперниками среди кочевников и сокрушит соседние государства.

Эти пограничные области оставались уязвимыми к масштабным кочевым вторжениям и беззащитными перед небольшими молниеносными набегами. Уроки монгольского завоевания и его разрушительных последствий для всего Евразийского материка были усвоены: предотвратить подобное бедствие может лишь сильное государство с централизованным правительством, которое будет в состоянии и захочет выделить существенные ресурсы на оборону степного пограничья. К концу XVIII века, благодаря непрерывной экспансии Российской империи на юг и юго-восток и Цинского Китая на север и северо-запад, многовековому господству кочевников в Степи пришел конец, а вместе с ним – и неотступной угрозе для соседних государств. Началась медленная колонизация Степи, а оставшиеся степные жители обнищали и смирились перед имперской мощью.

Непрерывно продвигаясь на юг, Россия отчасти защищалась, отчасти пользовалась удобными возможностями. Южное пограничье было невозможно оборонять традиционными средствами – при помощи генеральных сражений регулярных армий и строительства укреплений вокруг еще не построенных городов и поселков. Общепринятые среди национальных государств мирные договоры заключать в южном пограничье не имело смысла. Относительного мира с кочевниками можно было достичь, лишь купив его посредством огромных подарков и денежных выплат кочевым элитам. Когда денежный поток прекращался, кочевники немедленно предлагали свои услуги тому, кто был готов больше заплатить, и бывший союзник мог легко стать противником.

Но даже самое прочное мирное соглашение на степной окраине означало лишь отсутствие крупномасштабных вторжений. Местные элиты лишь отчасти контролировали свои политически раздробленные общества и часто были не в состоянии предотвратить небольшие набеги. К тому же набеги были неотъемлемой частью общественной, экономической и политической жизни кочевого общества. Россия, вынужденная реагировать на угрозы, исходящие от обществ, организованных для набегов, тоже превратилась в общество, заточенное под непрерывную войну. Хотя в XVIII веке растущая военная, экономическая и политическая мощь России позволила существенно снизить риск набегов, необходимость превращать пастбища в сельскохозяйственные колонии и промышленные предприятия привела к продолжению курса на конфронтацию с соседями. Вне зависимости от того, какая задача стояла во главе угла – прекратить набеги кочевников или заселить и распахать новые земли, – опыт, накопленный российским правительством, диктовал один и тот же вывод: кочевой образ жизни должен исчезнуть.

Путь России к достижению безопасности вдоль южных рубежей был долгим и трудным. Монгольское вторжение в XIII веке и последовавшее за ним долгое господство Золотой Орды оказали опустошительное воздействие на русские земли. На протяжении двух столетий русские князья терпели неудачи в попытках сбросить давящее бремя монгольской дани и достичь политической независимости. Лишь к концу XV века Москва наконец сумела освободиться от подчиненного состояния. На фоне агонии распадающейся Золотой Орды Москва объединила русские земли под властью великого князя[624].

Несмотря на крушение Золотой Орды, на первых порах Москва была суверенной только на словах. Она была не способна высвободиться из сложной паутины обременительных экономических связей с многочисленными наследниками Золотой Орды и продолжала выплачивать ужасающее количество различных даней, платежей и налогов Крымскому ханству, Казанскому ханству и ногайцам. На этом этапе Москва не могла, да и не считала целесообразным отказываться от золотоордынского политического наследия.

На протяжении XVI века допущение, что Москва является одной из наследниц Золотой Орды, позволяло как оправдывать ее экспансию в южном и восточном направлениях, так и узаконивать ее завоевания. Легитимность Москвы удивительным образом исходила сразу из двух источников – христианской византийской традиции и светской политической традиции Золотой Орды. Ордынская традиция была отвергнута лишь после восхождения на престол династии Романовых: из Смутного времени Российское государство вышло с обновленной и окрепшей христианской идентичностью.