Стендаль. Встречи с прошлым и настоящим - [40]

Мелани умерла в Париже в 1828 году. За два года до этого в Орле умерла ее четырнадцатилетняя дочь Софи, вероятно отданная кому-то на воспитание[335]. Мелани об этом ничего не знала и, по-видимому, вообще не интересовалась судьбою своей второй дочери после того, как она порвала с ее отцом.

В какую семью попала Мелани в России?

В одном из московских архивов оказались два письма некоего П. Баркова к Меланье Петровне, или к госпоже Melanie de Barcoff, как адресат значится на одном из этих писем, на котором сохранился сургучный оттиск печатки с изображением мертвой головы и скрещенных костей и с надписью на ободке: «Ainsi finit toute grandeur humaine»[336].

Сомнений нет! Эти письма адресованы подруге Стендаля (ее отца звали Пьер-Жан-Рене, отсюда отчество «Петровна»). Как выяснилось, автором этих сугубо личных писем явился Петр Александрович, брат Н. А. Баркова.

В письме от 30 октября [1811 года] из города Слонима П. Барков, обращаясь к «любезной сестрице Меланье Петровне» по-русски, как ей было угодно, выражает свое огорчение «всем неудовольствием», какое она имеет. Он умоляет ее стараться показывать преданность матушке, «равнодушнее переносить, если в чем она вас огорчит»… Все несчастье в том, что Меланья Петровна не знает русского языка… «Я все силы употребляю, – пишет П. Барков, – чтобы восстановить спокойствие семейственное, но истинно вам скажу, за глаза не имею надежды успеть в оном, хотя пишу к матушке»… «Что же касается до брата, то смело могу вас заверить, что он выполнит свое обязательство в рассуждении заемного письма, он дал мне в оном слово и я в том много уверен»…

Во втором письме от 24 декабря П. Барков поздравляет Меланью Петровну с наступающим новым годом, желает ей «лучшего здоровья и счастья» и выражает надежду в феврале быть у нее и тотчас исполнить ее желание, «то-есть поручиться за брата»[337].

Вышеупомянутое «заемное письмо» по всей вероятности играло решающую роль во взаимоотношениях Мелани с Н. А. Барковым.

В 1813 году Стендаль писал своей сестре Полине, что Мелани вышла замуж за русского генерала. Эта легенда распространилась в стендалеведческой литературе вплоть до наших дней. В действительности же генералом был П. А. Барков, автор упомянутых писем.

Петр Барков числился на военной службе с 1775 года, т. е. еще ребенком[338]. Это не удивительно, так как дворяне записывали на военную службу своих малолетних, а порою еще не родившихся детей, чтобы к моменту действительной службы у них было «старшинство» – чин повыше.

Таким образом уже в 1794 году П. А. Барков имел чин подполковника Изюмского легко-конного полка, а в 1799 году – генерал-майора Владимирского драгунского полка 3-ей Западной армии[339]. Шефом этого, с декабря 1812 года уланского, полка П. А. Барков состоял до 1814 года, когда это звание было упразднено[340]. Однако в списках генералитета 1811–1812 годов он числится «под судом». Это не означает, что он сидел в тюрьме.

Как оказалось, семейство Барковых преследовалось за долги в нескончаемых судебных делах, тянувшихся до 1846 года. Несмотря на то, что у Барковых был дом в Петербурге (в 3-ей адмиралтейской части[341]) и дом в Москве (в Хамовниках), имения в Орловской и Калужской губерниях, они нисколько не заботились об уплате своих долгов, изнуряя кредиторов «проволочкою», как говорится в одном из этих судебных дел[342].

Муж Мелани, Николай Александрович Барков, не был военным. Еще малолетним ребенком он числился «в службе» – «при Герольдии для определения к делам». В чине действительного статского советника он значился с 1800 года. Вплоть до 1816 года он все еще «при Герольдии для определения к делам», а в 1818 году – там же, но теперь – «не у дел»…

Матушка этих «примечательных» лиц, надворная советница Матрена Николаевна Баркова, происходила из весьма знатного рода Волконских, ведущего свое происхождение от Рюрика (IX век), Игоря и Святослава (X век). Дочь князя Николая Андреевича Волконского, Матрена Николаевна вышла замуж за Александра Петровича Баркова, которого в период, когда Мелани попала в эту семью, по-видимому, уже не было в живых. Кстати, Матрена Николаевна принадлежала к двадцать пятому «колену» (разветвлению) рода Волконских. Декабрист Сергей Григорьевич Волконский и мать Льва Николаевича Толстого, Мария Николаевна, принадлежали к двадцать шестому «колену» этого рода[343].

Не удивительно, что Матрена Николаевна не могла мириться с мыслью, что ее сын женился на французской комедиантке. К тому же Мелани несомненно была бонапартисткой. Живя в Москве в доме Барковых, она, безусловно, часто бывала в театре и общалась с французскими актерами и музыкантами, как видно из тех сведений, которые Стендаль получил от арфиста Феселя. Французские же актеры в то время подозревались в тайных связях с наполеоновскими шпионами[344]. То, что в доме Барковых с недоверием относились к Мелани, доказывает то обстоятельство, что она не желала получать письма, написанные по-французски, хотя русского языка не знала.

Мелани вряд ли была разорительной женой, судя по тому, что о ней известно. Но она обладала практическим умом и заботилась о своем будущем. Она уже однажды была замужем, за немецким дипломатом Юстусом Карлом Грюнером, который вскоре развелся с ней, чтобы жениться на немецкой аристократке. Мелани получала от Грюнера пожизненную пенсию, отпадавшую в случае ее вторичного замужества.