Стендаль. Встречи с прошлым и настоящим - [33]
А. К. Виноградов противопоставлял «политическое якобинство» и «антимилитаристскую ярость» Стендаля «непротивленческому пацифизму» Толстого, признавая лишь общность «композиционной техники батальных картин»[276].
А. П. Скафтымов считал, что в психологическом плане «Стендаль целиком остался при тех способах и литературных приемах, которые были выработаны прежней литературой». Что касается «влияния Стендаля на изображение войны у Толстого», то, по мнению А. П. Скафтымова, «речь может идти лишь об общем виде и внешних элементах батальной картины»[277].
Делались также попытки установить «психологическую параллель» между героями «Пармской обители» и «Войны и мира»[278].
Здесь не будут рассматриваться точки соприкосновения авторов этих двух произведений. Эта тема требует специального исследования. Хочется остановиться на другом вопросе: что же знал Стендаль о войне? Выяснение этого вопроса поможет лучше понять не только военные сцены «Пармской обители», но также то, почему именно автор этого романа впервые описал войну «такой, какой она бывает на самом деле», по словам Л. Н. Толстого.
Дневники и письма Стендаля, его автобиографические сочинения, многочисленные заметки на полях книг и другие материалы дают довольно ясное представление о военной карьере Анри Бейля, начавшейся в 1800 году, когда ему еще не минуло 18 лет, и после значительного перерыва (1802–1806 гг.) продолжавшейся с осени 1806 года до разгрома наполеоновской империи в 1814 году.
Много интересных сведений содержат также архивные документы, опубликованные в наше время, в частности, документы Национального архива Франции[279] и Центрального государственного военно-исторического архива СССР.
Среди официальных французских бумаг, перехваченных в 1812 году и хранящихся в упомянутом московском архиве, оказались также материалы, относящиеся к аудитору Государственного Совета Анри Бейлю: письма главного интенданта наполеоновской армии графа Дюма интендантам Могилева и Витебска и военному комиссару-распорядителю в Смоленске, информирующие их о миссии Бейля, направленного в эти города, и которому они обязаны всемерно содействовать; послужной список Анри Бейля (в алфавитном реестре аудиторов Государственного Совета) и др.
Этот список содержит не только даты продвижения Бейля по военной службе, но и весьма любопытные замечания. Так, отмечено, что «Мари-Анри де Бейль» – «близкий родственник графа Дарю, за которым он следовал в военных походах на Вену и Берлин»; что он «знает латинский, итальянский и английский языки. Приобретенный им опыт является хорошей предпосылкой для работы в администрации»[280].
Многолетняя работа Анри Бейля в военной администрации сыграла немаловажную роль в формировании его взглядов на наполеоновскую армию и на войну.
Рассказывая на склоне лет о своей юности и первых военных впечатлениях, Стендаль писал: «Я был весел и резв, как молодой жеребенок, я казался себе Кальдероном, совершающим итальянские походы, я был похож на вольного наблюдателя, откомандированного в армию, но предназначенного для того, чтобы писать комедии, как Мольер. Если я впоследствии служил, то лишь для того, чтобы жить, так как не был достаточно богат, чтобы ездить по свету на свои средства»[281].
Эти слова характеризуют настроение юного Бейля, прибывшего в Италию вслед за своим кузеном и шефом Пьером Дарю, назначенным инспектором войск. Бейль отнюдь не мечтал о военной карьере, он увлекался совсем другим: литературой, театром… Будучи позже вынужденным в течение ряда лет служить помощником военного комиссара, комиссаром и интендантом наполеоновской армии, он сохранял независимость духа и взглядов, остроту зрения наблюдателя, изучающего нравы, психологию людей.
Правда, Анри Бейль не всегда мог открыто высказывать свое мнение. В 1813 году, например, он записал на полях своего дневника 1809 года: «Из осторожности я ничего не буду писать: 1-е – о военных событиях; 2-е – о политических отношениях с Германией и особенно с Пруссией, достаточно глупой, чтобы не атаковать; 3-е – об отношениях Дом[иника] с величайшим из людей. […] Поход 1809 года. От Страсбурга до Вены. Из осторожности ничего о политике, все имена изменены. Я отмечал лишь наблюдения над самим собою»[282].
Совершенно очевидно, что эти записи на полях дневника относятся как к событиям 1809 года, так и к событиям 1813 года. Доминик, как известно, один из многочисленных псевдонимов Анри Бейля, а «величайший из людей», конечно, Наполеон. Бейль, не знавший, «куда девать» свои бумаги, имел все основания остерегаться: шпионство было обычным явлением в наполеоновской империи, особенно в армии, составлявшей ее мощь.
Исследователями уже было отмечено, что в годы Империи Анри Бейль, восторженно относившийся к полководческому гению Наполеона, не выражал в своих письмах и дневниках решительно никаких эмоций по поводу его знаменитых сражений: Маренго, Аустерлиц, Иена и др.[283]
О Маренго Бейль упоминает лишь через восемь лет после этой битвы, и то в связи с тем, что за несколько дней до нее (в июне 1800 года) он в Новаре впервые слушал оперу Чимарозы «Тайный брак», пробудившую в нем страстную любовь к музыке…
