Стена Искандара - [5]

Подвластен ли тебе свободный кит?

Хоть жемчуга и много у него,

Как ты харадж потребуешь с него?

Чрезмерные желания — тщета.

Не стань и ты добычею кита!

Источник счастья — мудрость, свет ума;

Но в силе алчность там, где нет ума.

Нам непосильна дань минувших лет;

Потребуешь — мы сами скажем: нет.

А от судьбы — пусть ты могуч, богат —

Могущество и власть не защитят.

И пусть бесчисленны твои войска,

Их опрокинет сильная рука.

Пусть мы тебя слабее во сто раз,

То, что нас ждет, — утаено от нас.

Когда страна богата и сильна,

То не нужна такой стране война!»

Речь Искандар закончил. И тогда

Притих гонец персидский, как вода.

В обратный путь ни жив ни мертв — пошел

Из Рума незадачливый посол.

И прибыл восвояси наконец,

И все Даре пересказал гонец.

Когда Дара великий услыхал

Слова гонца, он так ему сказал:

«Коль впрямь Румиец это говорил,

То, значит, бог ума его лишил.

Иль, может быть, в ту пору был он пьян

И от вина безумьем обуян?

Иль он еще дитя, не зрел умом

И управлять не может языком?»

Так он — носитель царского венца —

Спросил. И услыхал ответ гонца:

«За ним следил я зорко, не шутя:

Не пьян он, не безумен, не дитя.

Нет, разумом он светел и здоров,

И попусту он не бросает слов!

Благоразумен, сведущ и учен,

Он мудростью глубокой наделен!

Сильно иль слабо воинство его, —

В его словах — достоинство его.

В величии — хоть обойди весь свет —

Ему подобных не было и нет!

Присматривался долго я к нему

И удивлялся дивному уму».

Так был взъярен Дара ответом сим,

Что смерть сама не сладила бы с ним.

От гнева, как от грома, он оглох,

И в небесах пошел переполох.

И охватил полмира лютый страх,

Когда ворота гнева отпер шах.

В оковы он посла забить велел,

В колодец черный посадить велел.

Сказал: «Румиец — раб мой, сын рабов,

Что ползали у ног моих отцов.

Он — раб, и предки подлые его

Рабами были предка моего!

Кто он такой, чтоб милостью моей

Возвесть его в достоинство царей?

Чтобы слова его словами счесть,

Что оскорбляют нашу власть и честь?

Ни страха предо мной не стало в нем

И ни стыда перед людским судом!..

Но мы такой отпор дадим ему,

Так я его ничтожность покажу,

Что этот необузданный дикарь

Опомнится, раскается, как встарь!»

И царь Дара гонца найти велел,

Который бы находчив был и смел.

И, отправляя, дал ему наказ.

В словах, как острый серп и как алмаз,

Човган и крепкий мяч послу вручив,

В две эти вещи тонкий смысл вложив.

И дал с кунжутным семенем мешок, —

Свою угрозу в притчу он облек.

Посла отправив, глаз он не спускал

С дороги царской… Все ответа ждал.

Посол примчался в Рум, клубясь, как дым,

Язык свой сделал бедствием своим.

Явились к шаху стражи во дворец,

Сказали: «От Дары опять гонец!»

Стал пред царем гонец, как был — в пыли.

Как перед ликом солнца — ком земли.

Гонец увидел шаха — фарр его,

И речь застряла в горле у него.

Пал пред величьем Искандара он,

Ослабнув телом, страхом сокрушен,

Уста к подножью трона приложил,

Молитву по обряду сотворил.

Царь молвил: «Сядь, о деле расскажи,

Цель твоего прибытья изложи!»

Сказал носитель тайны, пав во прах:

«Сто раз благослови тебя аллах!

Нет сил мне говорить перед тобой…

Но обо всем, что велено Дарой,

Коль ты позволишь, речь я поведу,

А скажешь — «нет», смиренно прочь уйду».

Посланец Искандару дал понять,

Что он о многом должен толковать.

Сказал: «Дара, по милости своей,

Взымает дань со всех земных царей.

Берет харадж, по праву древних лет,

Хоть в том у нас нужды особой нет.

Но шахи, что зависимы от нас,

Что исполняют наш любой приказ,

Харадж не забывают в срок платить,

Чтоб о своем покорстве заявить.

Отец твой нам платил, пока был жив,

Служил нам преданно — и был счастлив.

Но умер он… Ты сел на отчий трон.

Ты б должен делать то, что делал он.

Но не пошел ты по его пути,

Решил от послушанья отойти.

Три года с вас налог не поступал.

Но царь царей не требовал и ждал.

И наконец гонца решил послать,

Чье дело — недоимки собирать.

Но ты с гонцом столь дерзко говорил,

Что, знать, забыл — кто есть ты, чем ты был.

Но так как ты — годами молодой —

Не стукался о камень головой,

Мы поняли: невежество и тьма

Сильны в тебе от малого ума!

Великодушье мы должны явить

И, как ребенку, промах твой простить.

Но образумься и не прекословь;

Дань собери — к отправке приготовь;

И сам спеши — под царственную сень,

Поцеловать высокую ступень!

Чтоб не покрыться пятнами стыда,

Будь честен с нами, предан нам всегда.

Увидишь много милостей от нас…

Но коль отклонишь царственный приказ,

Тщеславьем и гордынею объят,

И дивы злобы дух твой победят, —

Поймем, что буйство младости твоей

Благоразумья твоего сильней.

Привез я от великого Дары

Тебе, о царь, достойные дары!»

Так краснобай-гонец проговорил

И мяч с клюкой пред шахом положил.

Сказал: «Тебе, как юноше, под стать

Клюкою мячик по полю гонять!

Тебе приличны — мяч, клюка, майдан.

Но царство — это не игра в човган!

Коль вновь ты возразишь царю царей,

Стыдясь признаться в слабости своей,

Тебе возмездье ныне, а не месть,

И зол своих тебе тогда не счесть.

Ты знай, что больше войск в его руке,

Чем семени кунжутного в мешке!»

И принесли мешок посольский тут,

В котором был просеянный кунжут.

Проворно это семя на ковре

Гонец рассыпал, преданный Даре.

«Вот наше войско! Пусть сочтет его,

Кто не боится шаха моего!»

Умолк посол и опустил глаза,