Стена Искандара - [7]

Когда такую рать он увидал,

Сильней в нем пламень мести запылал.

Сказал: «Коль двинусь на небо в поход —

Я отступить заставлю небосвод!»

Цари и шахи, данники Дары,

Меж тем несли бесценные дары, —

Хоть каждый дома грозным был царем,

Здесь кротко нес сильнейшего ярем.

Плеск ликованья загремел в войсках,

Когда предстал пред ними шаханшах.

Не осенял дотоле небосклон

Султана величавее, чем он.

Всех войск вожди — цари — к Даре пришли,

Склоняясь перед троном до земли,

У ног Дары целуя прах земли, —

И этим честь и славу обрели.

Кто удостоен был у шахских ног,

Пав на лицо, поцеловать песок, —

Тот мог быть счастлив: на его дела

Печать благоволения легла.

Так до жары полуденной с утра

Рабов венчанных принимал Дара.

Средь них был Чина властелин хакан,

Был падишах индийцев — Кара-хан.

Был Тимур-Таш — орды кипчакской хан,

Был Pec-Варка — египетский султан.

Был Фарангис — король страны Хавран,

Был Давали — султан земли Ширван.

Там царских сыновей толпа была,

Там полководцам не было числа.

Все также возвеличились они

Лобзаньем Кейянидовой ступни,

Вниманьем сильного вознесены,

Величием его осенены.

И столько в дар сокровищ привезли,

Что их и за сто лет бы не сочли

Все счетчики великого царя,

Не зная сна, усердием горя.

Когда ж даров окончился прием,

По чину, наивящим чередом, —

Велел великий царь царей Дара

Вождей и шахов звать под сень шатра.

Подобен небосводу был шатер —

Так полы он широко распростер.

И венценосцам сесть Дара велел

Вкруг трона, на котором он сидел.

Как слуги, полководцы стали в круг, —

У трона места не было для слуг.

И, обозрев испытанных в бою,

Владыка мира начал речь свою:

«Вот в чем причина сбора войск моих

И нарушенья мирных дел мирских.

Как только Файлакус — румийский хан —

Ударил в погребальный барабан,

Власть захватил его безумный сын,

Текущий криво, как вода стремнин,

Неукротимый, как степной огонь,

И непокорный, словно дикий конь.

Он — данник мой. Четвертый год настал

С тех пор, как дань платить он перестал.

Столь гордым он в своем безумье стал.

Когда же я гонцов к нему послал,

Чтоб разузнать о положенье дел

И почему платить он не хотел, —

И сразу все расчеты с ним свести,

И сразу взять всю дань и привезти, —

Моим послам он дерзко отказал!

Он много слов бессвязных им сказал,

Необоснованных и наглых слов.

И снова я послал к нему послов,

Чтоб от его главы отвеять зло,

Но наставленье в пользу не пошло:

Глупец! Он так ответил дерзко мне,

Что кровь моя вскипела, как в огне!

Решил я слов напрасно не терять,

Решил я уши наглому надрать.

Вот каково начало, — отчего

Потрясено все мира существо!»

Умолк он. Поднялись за шахом шах,

Все — в ратных искушенные делах.

И лицами опять к земле припав,

И пыль у ног Дары поцеловав,

Сказали: «Как причиной столь пустой

Мог быть смущен властителя покой!

Румийский царь приличьям не учен,

Любым из нас он будет укрощен!

А тысяч сорок всадников пошлем,

Проучим мы его — в песок сотрем!»

Дара сказал: «Уж раз собрал я вас, —

Рум будет местом отдыха для нас.

Что Рум? На Франгистан и Зангибар

Направить мы теперь должны удар,

Дойти до крайних мира берегов,

Вселенную очистить от врагов —

Дней за десять! Свидетель — вечный бог, —

Никто придумать лучше бы не мог».

Судьба царю вложила речь в уста.

Нет от судьбы лекарства, нет щита!

И, как с судьбой, никто не спорил с ним…

И воротились все к войскам своим.

Не спали ночь — готовились в поход.

Едва багряно вспыхнул небосвод,

Рать, как гроза, на запад потекла.

Когда до Искандара весть дошла,

Что на него Дара — владыка стран —

Несется, как песчаный ураган,

Неотвратим, громаден и жесток, —

Он — Искандар — беспечным быть не мог.

Навстречу он лазутчиков послал —

О каждом вражьем шаге узнавал…

Спокойный, полный мужества и сил,

Он способы защиты находил,

Не зная отдыха и сна, — пока

Не подготовил так свои войска,

Что каждый рядовой его двустам

Врагам противостал бы, как Рустам.[18]

И, дивною отвагой облечен,

Сам ринулся врагам навстречу он,

Как буря на простор морских валов,

Как лев рычащий на табун ослов.

И весть о том до войск Дары дошла

И ужасом гордыню потрясла, —

Как никому не ведомый царек

На властелина мира выйти мог?

Когда же переходов семь дневных

Всего лишь оставалось между них, —

Все медленнее обе стороны

Сходились, осторожности полны.

При остановке войск вокруг шатров

Вал насыпали и копали ров.

И так охрана бдительна была,

Что мимо даже кошка б не прошла.

Так двигались два воинства.

И вот Меж них один остался переход.

Гора крутая возвышалась там,

Рассекшая пустыню пополам.

По ту и эту стороны горы —

Войска Румийца и войска Дары.

И вал велел насыпать Искандар,

Чтоб выдержать за ним любой удар.

И, выучку проверив войск своих,

Он сердце успокоил верой в них.

Полки своих мужей, готовых в бой,

На высоту возвел он за собой.

С высокой той горы он кинул взор

На открывавшийся пред ним простор.

И увидав врагов — их тьмы и тьмы!

Черны от войск равнины и холмы, —

Как будто ширь земная ожила

И в грозное движение пришла.

И пыль над войском, дым и конский пот

Лазурный омрачили небосвод.

Шум плыл от войск, как волн пучины шум…

И потрясен был Искандаров ум.

«Что ж! — молвил, — если здесь я бой приму —

Сам собственную голову сниму!

Я от гордыни в ослепленье был,

Когда ковер сраженья расстелил.

Отсель путей для отступленья нет,