Стена Искандара - [9]

То скачет зинджей воинство в ночи.

Их шлемы — как орлиные носы,

Изогнутый их строй — острей косы.

Так превратил их латы в зеркала

Напильник угнетения и зла.

Смерть отразилась в зеркалах их лат,

Их враг бежит, смятением объят.

Из румских войск ядро составил шах.

Румянец юности на их щеках.

Красивые в движениях — как львы,

И грозны в нападениях — как львы;

Как шкура льва и тигра — их броня.

Плащи их — цвета желтого огня.

Войска грозой грохочущею шли.

Покрыли львы и тигры лик земли.

Султан прекрасный — воинства глава,

Был светлый стяг над ним похож на льва.

Победы ветер знамя развевал

Над львом, что войском львов повелевал.

Так, наподобие пчелиных сот,

Войска построив, он пошел с высот,

Как будто диких пьяных дивов хор,

Завыл под барабанами простор.

Кавказ отгрянул, содрогнулся Тавр

От грохота бесчисленных литавр.

И надвое кровавый свой престол

Тюрк неба перед боем расколол.

Карнаи выли так, как будто ад

Разверзся и нагрянул кыямат.

До неба тучей заклубилась пыль,

Земля — ты скажешь — превратилась в пыль

Скажи — не пыль! — то небо обняла

Безлунной ночи мускусная мгла.

Как молнии, зерцала и мечи

Сверкали в той грохочущей ночи.

И ржанье коней было словно гром,

Разящий землю огненным копьем.

Когда же воины издали крик,

Гром потерял от ужаса язык.

Будь небосвод беременной женой,

От страха плод он выкинул бы свой!

Когда ж умолкли воины на миг,

Настала тишина — страшней, чем крик.

И тучу пыли ветер отогнал,

И строю строй в долине виден стал.

И вот стрелою грозовых высот

Румиец некий выехал вперед,

Красавца аргамака горяча,

Играя синим пламенем меча.

Крылом зеленым с левого плеча

Китайская клубилась епанча.

Как столб шатра, его копье, а щит

Был яхонтами алыми покрыт.

Как лилии раскрывшийся бутон,

Шишак султаном белым оперен.

Проворный, пламенный любимец сеч,

Став на ристалище, он начал речь,

Всевышнего восславив и судьбу,

За Искандара он вознес мольбу

И, обратив к войскам врага свой лик,

Провозгласил: «Я — Бербери-Барик.

Я был слугой Дары — царя царей,

Но проку в службе не было моей.

За верный труд — не то чтобы добра —

И взгляда мне не уделил Дара.

Стоящих много ниже — он дарил,

Меня ж, моих заслуг не оценил!

Когда о том я шаху доложил,

К рабу властитель слуха не склонил!

Когда ж меня просил я отпустить,

Он, в гневе, приказал меня избить!

Униженному тяжко, мне тогда

Блеснула Искандарова звезда!

Когда я к Искандару прискакал,

Мне царь так много ласки оказал,

Так ни за что меня он наградил,

Что от стыда я голову склонил.

На смертный бой теперь я выхожу,

Две добрых думы на сердце держу:

Всемерно Искандару послужить

И вражьей кровью в битве стыд отмыть!

Всех, кто отмечен щедрым был Дарой,

Поодиночке вызываю в бой.

Пусть шах, чьей мудростью земля полна,

Увидит сам, какая им цена!»

Когда же Бербери-Барик умолк,

Навстречу воин вылетел, как волк, —

С лицом убийцы, темен, словно дым,

Нависший над пожарищем степным.

В индигоцветной сумрачной броне,

На черном, искры сыплющем коне.

То — в туче бедствий — гибели огонь!

То — небосвод бегущий, а не конь!

Копье в руке, как башенный таран,

А имя было воину — Харран.

Произнеся молитву за царя,

Он в бой рванулся, яростью горя.

И сшиблись на ристалище враги,

И разлетелись, делая круги.

Слетелись вновь. И долго длился бой,

Не побеждал ни тот и ни другой.

Но вот Барик проворство проявил,

Он в грудь копьем Харрана поразил —

И вышиб из седла, сломав ребро.

И прогремели небеса: «Добро!»

Поводьями Барик врага связал

И с пленником перед царем предстал.

Вновь Искандару дух возвеселил

Знак вещий, что победу им сулил.

Шах Искандар — ты скажешь — в пору ту

Победы первой видел красоту.

А лев-бербер, отвагой обуян,

Вновь на кровавый выехал майдан.

И вышел из рядов врага тогда

Слоноподобный богатырь Шейда.

Но льва от пораженья и стыда

Хранила Искандарова звезда.

И он такой удар Шейде нанес,

Что рухнул тот на землю, как утес.

К царю Барик сраженного привел, —

Связал и униженного привел.

Дара, владыка стран и мощных сил,

Копьем в досаде небу погрозил.

И вновь на поле, раскрывая зев,

Примчался лютый берберийский лев.

Другой — навстречу — издающий рев.

И страшно лица их наморщил гнев.

Но и его, как молнии стрела,

Бербер ударом вышиб из седла.

Так повалил Барик рукой своей

Девятерых подряд богатырей.

И больше в бой никто не выходил,

Но вспять коня Барик не обратил.

Он громко ратоборцев вызывал;

Скажи: огонь в сердца врагов бросал!

Ужасный гнев Дарою овладел;

Сильнейших звать на бой он повелел.

Муж выступил — похожий на слона,

Кружиться заставляя скакуна.

Силен, как слон, он с ног слона валил.

А конь, как носорог, огромен был.

Мех леопарда на его боках,

Тигровый плащ у мужа на плечах,

Как кровь живая, красный шлем горит —

Чалмой, как гибель, черною повит.

Не шлем — тюльпан! Но только не черно

Его пятно, а словно кровь красно.

Его лицо, как финики, темно.

А волосы — льняное волокно.

Глаза — алмазы! Но орбиты глаз,

Как после казни полный кровью таз.

Из стран заката он ведет свой род —

Таков обличьем весь его народ.

Неслыханная сила им дана,

Им никакая сила не страшна.

И если занятый войною шах,

Терпящий беды в боевых делах,

Хоть одного из них пошлет на бой,

Как слон, растопчет он отряд любой.

Но если в битве пленника возьмет, —

Все бросит и с добычей прочь уйдет

Домой, в пределы рода своего,