Стена Искандара - [4]

Но если мне теперь поможет бог,

Всю правду ведая в делах земных,

Я расскажу о ней в стихах моих.

Тогда бессудный царствовал Дара,

Чинивший зло, не делавший добра.

Отец же Искандара Файлакус

С Дарой неравный заключил союз.

Дара тогда владыкой мира был,

Народ румийский дань ему платил.

Ведь он — потомок Кейев был прямой,

И в мире власти не было иной.

Установлён закон Лухраспом был,

Строй войсковой введен Гуштаспом был,

Но всех порядков Кейевых не знал

Дара, что от Бахмана власть приял.

Он — царь царей, столпы его основ —

Великий Кей-Кубад и Кей-Хосров.[15]

Объяты страхом, все цари земли

Ему свои короны поднесли.

Харадж платили и везли дары

Все, павшие к подножию Дары.

И Файлакус Даре был подчинен;

Харадж платил беспрекословно он.

Харадж, где — угнетенного слеза,

Был в десять сотен золотых байза.

Когда ж навеки Файлакус ушел,

Шах Искандар наследовал престол.

Наследовал он угнетенья строй

И бремя униженья пред Дарой.

Сначала, утвердив закон и трон,

На шаха Занга устремился он.

Как молния, он свой нанес удар,

И почернел, как уголь, Зангибар.

Хоть были прежде лица их черны

Как уголь, зинджи были сожжены.

На поле битв в долинах той земли

Как будто бы тюльпаны расцвели.

Так воевал три года он с тех пор,

Соседям жадным грозный дав отпор.

Поверг врагов, завистников своих,

Забрал богатство их и земли их.

Удвоил и утроил он предел

Земель, ему доставшихся в удел.

Людей учил он воевать с врагом,

Чтоб каждый был среди онагров львом.

Его величье морем разлилось.

К зениту знамя Рума поднялось.

Меч — молния в руке, как ветер — конь,

Лицо его — сжигающий огонь.

И он решил весь мир завоевать,

О меньшем не хотел и помышлять.

Он видел: мир земной не так велик

И равных нет ему среди владык.

Так за три года набрался он сил,

Владенья Рума удесятерил.

За все три года он не вспоминал

И даже мысли в сердце не держал,

Что он с Дарою должен в спор вступить

Или харадж и дань ему платить.

Ничтожным мнит подобного себе,

Кто вознесен благодаря судьбе.

Румийца у своих не видя ног,[16]

Дара смириться и простить не мог.

Румиец должен был перед Дарой

Склониться или выйти с ним на бой.

Два льва, два равных силою своей

Сошлись; но — кто моложе, тот смелей.

Так не страшись, когда вражда идет, —

Враг тоже полон страха и забот.

Когда враждой два змея возгорят,

Какая разница — чей больше клад?

Акула — как ни велика она —

Киту, владыке моря, не страшна.

Так Искандар в те дни беспечен был

И небеса за все благодарил.

Но от Дары явился вдруг гонец,

С поклонами вошел он во дворец.

И пожелал перед царем предстать,

Дабы наказ Дары пересказать.

Увидев шаха и его престол,

Подножье трона бородой подмел.

Почтительно он восхвалил царя,

С достоинством благословил царя.

Честь Искандар явить хотел гонцу,

Перед собой он сесть велел гонцу.

Посол смиренно сел у царских ног

И от смущенья говорить не мог.

Фарр Искандара ослепил его

И языка и чувств лишил его.

Тут понял Искандар: посол смущен,

Молчит, священным блеском устрашен,

Со свитою он разговор завел,

Чтоб понемногу тот в себя пришел.

Когда смятенье гостя улеглось,

Ему он задал царственный вопрос:

«По-доброму ли шах Дара здоров,

Счастливейший, как древний Кей-Хосров?»

Ответил гость и прах поцеловал,

И вновь владыка Рума вопрошал:

«Коль мир у вас и счастье и покой,

С какою вестью послан ты Дарой?»

И, вновь пред ним поцеловавши прах,

Посол ответил: «О великий шах,

Я пред величием твоим дрожу,

Но раз ты повелел — я все скажу.

Отец твой — венценосный Файлакус

С Дарой когда-то заключил союз.

И десять сотен слитков золотых

Платил Даре, по договору их.

Прошло три года, как отец твой шах

В небесных наслаждается садах.

Но Рум не шлет хараджа третий год;

Долг этот, дружбы двух царей оплот,

В сокровищницы к нам не поступил…

Иль, может, вовсе не отправлен был.

И цель прихода моего одна —

Долг этот получить с тебя сполна.

Отдашь — я увезу. А если нет —

Скажи. Я передам Даре ответ».

Желчь Искандару горло обожгла,

Когда услышал он слова посла.

Лик приобрел внезапно цвет огня,

Что может все спалить, воспламеня.

Но молча Искандар чело склонил,

На пламя воду мудрости излил.

Перед величием его ума

Орд исступленья отступила тьма.

И, светлый лик подняв, уста открыл,

Дорогу перлам речи отворил.

Сказал: «Привет мой передай Даре,

Потом ответ мой передай Даре:

В юдоли сей ничья не вечна власть,

Удел величья — пасть, истлеть, пропасть.

Не мучься — ради завтрашнего дня,

Стяжаньем душу живу бременя!

Пусть ты ни с кем в богатстве не сравним,

Но ты богатством угнетен своим.

Где польза от богатства твоего?

Зачем без пользы собирать его.

Когда от дела происходит вред,

Такое дело делать смысла нет.

И вот: тебе — нет пользы, нам — печаль.

Смотри — себя и нас не опечаль.

Забудь наш долг! Ведь птица унеслась,

Что золотыми слитками неслась!

Коль примешь ты наш дружеский совет,

То и вражды у нас с тобою нет.

Но коль отвергнешь ты мои слова,

То мы отвергнем и твои слова.

Без пользы для себя хлопочешь ты!

Подумай, если мира хочешь ты:

Ведь мудростью глубокой обладать

Нам нужно, чтоб соперника познать.

Ты слабых подавлял и покорял.

Таких, как я, ты прежде не встречал.

Харадж и дань с полмира ты берешь.

Взамен — короны старые даешь.

Харадж — источник бедствий и невзгод

Тем, кто берет, и тем, кто отдает.

Без счета море жемчугов таит,