Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской - [25]

Говорил его дядюшка

Да Микита Родомановичь:

«Уж ты ой еси, Кастрюк-Демрюк!

Ишша мы к табе пришли

Да не с боём, не с дракою;

Да мы пришли к тобе посвататьсе

Да у тобя на родной сестры

Да на Марьи Демрюковны».

Они сватались, сосваталисе

По рукам они ударилисе

Да слово на слово положилисе.

Собирался наш царь государь

За столы-те за дубовые,

Да за ясва сахарные;

Да за напиточки стоялые.

Пировал-жировал государь,

Да царь Иван Васильевичь,

Говорил его дядюшка

Да Микита Родомановичь:

«Уж ты ой еси, Кастрюк-Демрюк!

Об чем слово было молвленоë,

По рукам было удареноë»;

Кастрюк поскакиваë,

Кастрюк поплясываë;

Он тому то не ослышитсе;

Он выводит родну сестру

Да ино Марью Демрюковну

Да за нашого прозвителя царя

Да за Ивана-та Васильевичя,

Да за столы-ти за дубовые,

Да за ясва сахарные,

Да за напитоцьки стоялые.

А пировал-жировал государь;

А оттули поход учинил,

Да оттули из Бальшой орды.

Ишше здраво стал государь

Через поле чистоë,

Через море синее,

А через реки быстрые.

Ишше здраво стал государь

Во свою-ту в каменну Москву

Да он ко церкви соборное

Да ко манастырям церковное

Да они веньцями повеньцялисе

Да перснями поменялисе.

Ишше здраво стал государь

Да во своей то в каменной Москвы

За столы-те за дубовые,

Да за ясва сахарные,

За напитоцьки стоялые.

Да пировал-жировал государь,

Говорил его шурин тут

Кастрюк Демрюков сын:

«Уж ты ой еси, царь государь!

У вас есь-ли в каменной Москвы,

У вас есь-ли таковы борьци

А со мной поборотисе,

А с Кастрюком поводитисе?

Да из дани, да из пошлины,

Из накладу-ту великого?»

А говорил тут царь государь

Да царь Иван Васильевичь;

«А любимой дядюшка!

Да Микита Родомановичь,

Уж ты выйди-ко на улоньку;

Затруби ко в золотую трубу,

Штобы чюли за рекой за Москвой,

Штобы чюли три брателка

Да три братьця родимые;

Первой брат и Мишенька!

Второй брат и Гришенька!

Втретьей брат и Васенька!»

Как выходит тут дядюшка,

Да Микита Родомановичь

Затрубил он в золотую трубу.

Да учили за рекой за Москвой,

А учюли три брателка:

А первой брат Мишенька,

А второй брат Гришенька

Да третей брат Васенька.

Говорил как тут царь государь

Да царь Иван Васильевичь.

«Любимой шурин мой!

Кастрюк Демрюков сын!

У миня пития на столи,

У миня борьци на двори,

Ковда есь вера боротисе

Те из дани, из пошлины

Да из накладу ту великого».

Кастрюк поскакивае,

Кастрюк поплясывае;

(Вишь коль боек!)

Кастрюк через стол скочил,

Кастрюк пития сплескал.

Говорила как родна сестра,

Да цариця-благоверниця,

Да ино Марья-та Демрюковна:

«Уж ты ой еси, Кастрюк-Демрюк!

Не ходи ты боротисе

Ты из дани, да из пошлины

Да из накладу-то великого».

Кастрюк паскакиваë,

Кастрюк поплясываë,

(Какой-то скакливый был.)

Он тому то не ослышитьсе;

Он выходит на улоньку,

(При публике.)

На крылечюшко красноё.

О перила облегаитьсе.

Говорил как Мишенька:

«Уж ты гой еси, царь государь!

Царь Иван Васильевичь!

Мне-ка не с ким боротисе».

Говорил как Гришенька:

«Уж ты гой еси, царь государь!

Мне-ка не с ким руки патрать»[63]

Да говорил как Васенька:

«Уж ты ой еси, царь государь!

Уж бы рад я боротисе,

С Кастрюком бы поводитисе,

Я из дани, из пошлины,

Из накладу-ту великого, —

Да я топеря со царева кабака,

У мня болит буйна голова,

Шипит ретиво серьцë».

А наливают как чяру вина,

Да не велику, четьвертиною;

А подавают Васеньки,

Да выпиваёт Васенька:

«Да спасибо тибе, царь государь!

Опохмелил буйну голову, —

Не окатил ретива серьця,

Не звеселил добра молодця».

А наливают вторую чяру,

Да не велику, четьвертиною;

А подавают Васеньки,

А выпиваёт Васенька:

«Да спасибо тебе, царь государь

Да царь Иван Васильевичь!

Опохмелил буйну голову

Окатил ретиво серьцë, —

Не взвеселил добра молодця».

Наливают третюю чяру,

Да не велику четвертинною;

Подавают Васеньки,

Выпиваёт Васенька:

«Да спасибо тебе, царь-государь,

Царь Иван Васильевичь!

Опохмелил буйну голову,

Окатил ретиво серьцë,

Взвеселил добра молодця;

Уж я рад нынь боротисе,

Да с Кастрюком и поводитисе,

Я из дани, из пошлины

Из накладу-ту великого!»

Они стали боротисе.

Первый Кастрюк бросил,

Вторый Кастрюк бросил.

Как и Васенька хроменькой

Он на ножку-ту справилса,

За лопотья[64] ти сграбилса,

Он и прирвал лапотьё все.

На руках то ей потрехиваёт,

До земли то не допускивает.

Ишшо думали Кастрюк-Демрюк,

А и Марфа Демрюковна.

Да она проклиналасе

Да она заклиналасе:

«Да не дай, Бог, бывати здесь

У царя в Каменной Москвы

(Ни за што не заманишь ей преником.)

Да не детям, не внучатам,

Да не внучетам, не павнучетам!»[65]

Вознесение

Проходит Христово да Воскрисение,

Доходит Христово да Вознисение,

Вознесса Христос на небесй,

Со лангилами да с херуимы,

Со опостолами да сарафимы,

Оставил нас нишшую братью,

Оставил убогую сироту.

Заплакала нишшая братья,

Зарыдала убогая сирота:

«На куго ты нас, Христос, да оставляёшь?

На куго нас да спокидаёшь?

Будём мы и холодны и голодны,

Да будем не обуты да не одены,

От темной-то ночи не укрыты!»

Спроговорит Христос, да царь небесной:

«Не плачьте-тко, нишшая братья

Не рыдайте убогая сирота:

Оставлю вам гору да золотую,

Оставлю вам реку да медовую,

Оставлю вам сад с виноградом,

Даг будете вы сыты и пьяны,

Да будете обуты и одены,

А от темной-то ночи и укрыты».

Спроговорил как Иван-от да Златоусто:

«Уж ты истиной Христос, да царь небесной!

Не оставляй нишшим горы да золотою,

Не оставляй нишшим реки да медовою,