Старина и новь Магриба - [38]

В выступлениях некоторых участников дискуссии в еще большей степени, чем в высказываниях их коллег в столичном университете, чувствовалась симпатия к наследию «османского периода». В Константине это объясняется еще и тем, что именно здесь алжиро-турецкая аристократия более всего сблизилась с арабо-берберским населением, а ее представитель Ахмед-бей в течение 18 лет возглавлял борьбу против колонизаторов на востоке страны. Вот почему многие константинцы даже склонны возвеличивать Ахмед-бея в ущерб Абд аль-Кадиру. Здесь, во время дискуссии, они упорствовали, считая, что в Алжире еще до начала колонизации сложилась самобытная нация, частью которой были и алжирские турки.

— Если вы с этим не согласны, — говорили они мне, — то что вы тогда понимаете под нацией? Каковы ее главные признаки? Вы ведь не считаете, как некоторые на Западе, что турецкий период у нас был колониальным? Обратите внимание на наличие в этот период единства языка, культуры, территории, экономики, религии и границ в Алжире.

А один из студентов, худой, в черных очках и с непомерно длинной шеей, замотанной шарфом, даже прокричал:

— Турция была центром ислама, а султан — халифом всех мусульман! Не считаете ли вы, что Россия, объявив Турции войну, помешала ей защитить Алжир и помогла Франции его завоевать?

Несмотря на спорность высказывавшихся в ходе дискуссии мнений, в целом встречи в университете Константины оставили столь же хорошее впечатление, как и в столичном. И участникам дискуссии, и том, с кем мне довелось беседовать до и после нее, свойственны не только запальчивость и острая критичность суждений, но и доброжелательность, живость восприятия и непосредственность реакции, большой и искренний интерес к научной и общественной жизни в СССР. Мне хорошо запомнились скромный и сдержанный Ахмед Акриш, выпускник университета Неаполя и преподаватель изящных искусств, активно помогавший организовать лекцию о советской арабистике, студент-историк Джамаледдин Филали, больше всех жаждавший узнать о проблемах, достижениях и последних новинках нашего востоковедения, преподаватель литературы сириец Имад Хатем, тепло вспоминавший годы учебы в СССР и мечтавший создать в Константине секцию русского языка, подобную той, что существует в столичном университете.

Невозможно забыть и энергичных, гостеприимных и дружелюбных функционеров студенческой культурной комиссии Константины. В большинстве своем — студенты самого молодого факультета права и экономических наук, недавно преобразованного из юридического института и еще не имевшего ни одного выпуска, они были воплощением динамичности, прогрессивности и творческого горения юного поколения алжирцев. Именно они организовали коллективную встречу с нашей группой, чтобы обсудить такие проблемы, как, например, особенности форм собственности при социализме и отличия кооперативной собственности от частной, трудовые конфликты при социализме, соотношение личного и общественного дохода в СССР, судьба денег при коммунизме и порядок формирования органов управления в СССР. Студенты говорили, что они не хотят больше искать ответы на все эти вопросы в буржуазной экономической и социологической литературе или в лекциях присылаемых к ним профессоров из Франции, враждебных идеям социализма или вовсе в них не сведущих.

— Мы уверены, — сказали они нам на прощание, — что будущее принадлежит социализму, который только и может быть правильным ориентиром революционных преобразований. Сейчас это не все у нас понимают. Но через несколько лет все изменится.

Глава 3 ГОД НАЦИОНАЛЬНОЙ ХАРТИИ

Встречи и беседы

В 1976 г. мне удалось впервые попасть в Алжир летом. Это было особенное лето. Мы летели над Европой в совершенно безоблачном пространстве и видели Венгрию, Югославию, Италию, обычно скрытые от глаз авиапассажира густой снежной пеленой облаков. И эта пелена появилась, но только… над побережьем Алжира. В Европе стояла, не спадая, жара выше 30 градусов, горели леса, а в Алжире было непривычно прохладно — 25 градусов вместо обычных 40 в конце июня, — и алжирцы с гордостью говорили, что впервые Франция у них закупает картофель, а не они у Франции, поскольку в Западной Европе выгорели все посевы.

Парадоксальная, не по сезону, прохлада отнюдь не мешала кипению политических страстей. Алжир готовился к референдуму по Национальной хартии — программному документу партии ФНО, обсуждение которого шло уже несколько месяцев. И связанное с этим волнение алжирцев мы почувствовали очень быстро, еще когда ехали с аэродрома и видели вывешенные всюду лозунги: «Национальная хартия — опора социалистической революции! Национальная хартия — революция собраний!» Имелось в виду закрепление в Хартии принципа демократического представительства и выборности революционного руководства, которое до этого И лет формировалось путем кооптации преимущественно из состава армейского командования.

Но дело было не только в этом. Национальная хартия как бы подводила политический итог и идейно обобщала опыт революционных преобразований.

— После революции мы установили очередность решения проблем, — сказал нам Мухаммед Фасла, один из руководителей министерства культуры и информации. — Сначала создавалась промышленность. Потом налаживалось сельское хозяйство. Сейчас решаются вопросы культуры и идеологии.